Теория журналистики в России, Коллектив авторов

Теория журналистики в России

на обложку

Коллектив авторов

Шрифт:

Безусловно, функциональная модель сотрудника СМИ должна находиться в фокусе внимания исследователей, равно как и преподавателей университетских кафедр. Вместе с тем не она формирует корпус ключевых теоретических проблем. Для судеб журналистики принципиальной важностью обладает смысловое наполнение понятия общественного служения, поставленное в центр мировоззренческих дискуссий о профессии.

Цитированный выше Дж. Нерон отмечает, что система представлений о журналистике в США вращается вокруг приверженности объективности и общественному служению [22] . Это давняя и устойчивая традиция американской теоретической школы, которую она целенаправленно продвигает в международном масштабе. По утверждению современных аналитиков из США, парадигмы, которые были выдвинуты для изучения журналистики в 1920-х, 1930-х и 1940-х годах, остаются доминирующими в Соединенных Штатах сегодня. «Огромное количество исследований журналистики посвящается Соединенным Штатам, при относительно немногочисленных сравнительных исследованиях, раскрывающих [международные] перспективы и контекст» [23] . Однако в зарубежной литературе все настойчивее звучит мысль о том, что канон объективности (нейтральности, отстраненности от предмета освещения) утратил свою актуальность. Вспомним постулат М. Дизе о профессиональных журналистах как идеальных гражданах. Ученый развивает данное положение, адресуясь к наставникам будущих корреспондентов: «Педагоги журналистики должны раз и навсегда решить, является ли журналист нейтральным наблюдателем, посторонним для работы, происходящей в общественной жизни, или участником – человеком, работающим с компонентами сообщества… журналисты должны участвовать в жизни общества, которую они освещают…» [24] . Как бы продолжая эту полемику с устаревшими теоретическими заповедями, профессор из Гарварда разъясняет: «Объективность по-прежнему в значительной мере нужна в науке… Но мы восприняли объективность в таких областях, где ее в действительности не должно быть. Например, долгое время журналисты стремились быть объективными. Эта недостижимая цель, и призыв к тому, чтобы сообщение новостей было объективным, не просто ошибочен, но и вводит в серьезное заблуждение» [25] . О том же читаем у британского профессора политической журналистики: «Должно быть самоочевидно, что объективность как таковая есть и всегда была бессмысленной идеей. Потому, что все журналисты – социальные животные. Они имеют пол, этническую принадлежность, семью, социальную позицию, личную историю, набор предрассудков и т. д. … Также у них есть набор прочных, устоявшихся профессиональных ценностей и убеждений…» [26] . Собственно, и практика зарубежной прессы резко противоречит красивым теоретическим догматам. Так, анализ публикаций западных медиа о конфликте на Арабском Востоке приводит шведского исследователя к категорическому выводу: «Отстаивать существование абсолютной объективности – это утопическая мечта… Медиа являются инструментом войны» [27] .

Nerone J. Op. cit. P. 205.

Global journalism education in the 21st century: Challenges and innovations / ed. by R. S. Goodman, E. Steyn. Austin, 2017. P. 229.

Ibid. P. 332

Weinberger D. Transparency: The new objectivity // KMWorld. 2009. № 18 (8). URL: http://www.kmworld.com/Articles/Column/David-Weinber-ger/Transparency-the-new-objectivity-55785.aspx.

Конец журнализма. С. 87.

Simons G. “Good” battles and “bad” battles: A comparative analysis of Western media coverage of the battles of Mosul and Aleppo // Tractus Aevorum. 2016. № 3 (2). Fall/Winter. P. 116.

Как идеи об отказе от поклонения идолу объективности соотносятся с настроениями практиков журналистики, в частности в России? Выяснить это помогает проект группы ЦИРКОН, на который мы ссылались ранее.

Таблица 1.

Российские журналисты о профессиональных ролях журналиста [28]

Роль бесстрастного летописца привлекает лишь 19 % опрошенных, тогда как группа ролей под знаком просвещения явно преобладает в структуре приоритетов, и в ней высокие позиции занимают статусы комментатора, аналитика, модератора диалога, генератора идей. В основной массе участники опроса не склонны оказывать прямое давление на сознание и поведение общественности (группы соучастия и влияния), но они явным образом ощущают себя «идеальными гражданами», обеспокоенными состоянием дел в социуме и готовыми погружаться в противоборство взглядов и мнений. Хотя и не исключено, что на словах многие из них ритуально заявляют об объективности как атрибуте журналистики.

Составлено нами по: Представления журналистов о профессии и профессиональном сообществе. С. 43–44.

Конечно, теоретико-концептуальные разногласия не снимаются ссылкой на примеры из практики или искусной полемической аргументацией. Вряд ли можно ожидать, что концепция нейтральности и отстраненности прессы, глубоко внедренная в научную среду, вскоре выйдет из употребления как не несущая в себе достаточного объяснительного потенциала. Однако мы сейчас как раз и занимаемся поиском проблемных узлов, распутывать которые предстоит современной теории журналистики, и прежде всего нас интересуют векторы развития отечественной науки. Думается, есть твердые основания утверждать, что объект ее деятельности, с одной стороны, в своих сущностных чертах сохраняется в профессиональной и социальной реальности, с другой стороны, приобретает новые свойства и формы, появление которых порождает мощные стимулы к теоретическому познанию.

1.1.2. Российская теория журналистики в международном контексте

Обращаясь к международному контексту, надо прежде всего выяснить, насколько правы те авторы, кто отказывает теории журналистики в претензиях на статус самостоятельной научной дисциплины. Если их скептические заключения верны, то о каком-либо контексте просто не приходится вести речь. Понятно, что в своих суждениях разные ученые и эксперты могут расходиться и даже занимать диаметрально противоположные позиции. Вместе с тем само по себе наличие расхождений делает отрицательную оценку уязвимой, по меньшей мере – не единственно возможной. Поэтому следует внимательно отнестись к мнениям специалистов, которые целенаправленно и в течение долгого времени изучают состояние мировой журналистики. К их числу относится Томас Ханицш, который в начале 2000-х организовал многолетний проект по исследованию журналистики в десятках странах мира (“Worlds of Journalism”), в том числе в России. Широкую международную известность приобрела также коллективная книга “The handbook of journalism studies”, одним из авторов и соредакторов которой он является. Во вступительной статье со всей определенностью говорится, что «мы должны заботиться о журналистике, потому что это помогает нам понять данный ключевой социальный институт. Мы не одни придерживаемся этой убежденности: журналистика – одна из наиболее динамично развивающихся областей в рамках более широкой дисциплины исследования коммуникации и медиа. Как показывают внушительный, хотя и не совсем однородный объем академической литературы и текущая научная работа, изучение журналистики созрело для того, чтобы стать полноправной академической областью» [29] . Для полноты картины добавим, что подобное наблюдается и в специализированном журналистском образовании. По результатам изучения ситуации в глобальном масштабе аналитики делают вывод, что за последние десятилетия оно «стало в мире одной из наиболее динамично развивающихся академических областей» [30] .

Preface // The handbook of journalism studies / ed. by K. Wahl-Jorgensen, Th. Hanitzsch. New York; London, 2009. P. xi.

Global journalism education in the 21st century. P. 254.

Думается, что разночтения в характеристике уровня развития журналистской науки обязаны своим происхождением не столько различию инструментов измерения, сколько различию масштабов рассмотрения. Критически настроенные скандинавские авторы ведут свой анализ главным образом в пределах унифицированной модели прессы и ее теоретического осмысления. Возможно, поэтому отклонения от принятых в англосаксонской традиции парадигм воспринимаются их сторонниками как знаки нечеткости дисциплинарных признаков. Авторы “The handbook of journalism studies” делают выводы на основе эмпирики из широкого круга стран. Они выступают против устойчивого англо-американского доминирования в журналистской науке. В последнее время ведущие журналы в отрасли позиционируют себя как международные и стали уделять больше внимания национальному разнообразию своих редакционных советов. Однако явное большинство редакторов и членов редколлегий представляют США и Великобританию, а ученые из-за границ англоязычного мира по-прежнему составляют меньшинство [31] . Выдающийся американский мыслитель и резкий критик политической практики США Ноам Хомский видел в таких примерах изоляционизма проявление общей стратегической тенденции: «Едва ли мы не первая держава на свете, сочетающая материальные интересы и высочайшие технические возможности с полнейшим презрением к мукам и горестям “неполноценных рас”» [32] .

Wahl-Jorgensen K., Hanitzsch Th. Introduction: On Why and How We Should Do Journalism Studies // The handbook of journalism studies. P. 7.

Хомский Н. Избранное. М., 2016. С. 85.

Для оппонентов американоцентризма плюрализм подходов, напротив, выглядит как нормальное явление. Обозревая панораму научных школ, они пишут, что разнообразие было сформировано различными национальными традициями. Исследования в США выделяются сильной эмпирической и количественной направленностью и использованием теорий среднего уровня, в то время как в Великобритании и Австралии они развернулись в русле критической традиции, под влиянием британской культурологической науки. Напротив, французские исследования в значительной степени опираются на семиологию и структурализм и слабо известны в международной сообществе, тогда как немецкая школа традиционно осмысливает журналистику на макроуровне, под влиянием теории систем и других теорий социальной дифференциации. Многие исследователи журналистики в Азии получили образование в Соединенных Штатах и поэтому восприняли однозначную американскую ориентацию. Ученые в Латинской Америке в настоящее время переориентируются с американского примера на страны Средиземноморья, в первую очередь Испанию, Португалию и Францию [33] .

Wahl-Jorgensen K., Hanitzsch Th. Op. cit. P. 7.

Такой разброс теоретических предпочтений в географическом (точнее – социокультурном) измерении наблюдается не только в теории журналистики, он виден в более широком поле социально-гуманитарных наук. В частности, в литературе по политической коммуникации отмечается, что «если для американской традиции изучения политической сферы характерен явный крен в сторону эмпирических исследований… (политические исследования претендовали на статус точной науки), то европейская наука стремились к достижению баланса эмпирического и теоретического знания о политике» [34] . На почве столь явных расхождений возможны противоречия и острые дискуссии, вплоть до отрицания ценности вклада в науку тех или иных авторов или даже школ. К примеру, австралийский профессор выступает с негативистским отзывом о наследии американского ученого К. Ллойда, «который считает, что американский прагматизм служит философской основой, наилучшим образом объясняющей свойственный журналистам практический подход (“cando” approach) к работе с новостями» [35] . По мнению сторонницы теоретических изысканий, «Ллойд говорит как опытный газетный репортер, который стал ученым мужем, и стоит отметить, что это та позиция, которая получила высокое признание в области исследований журналистики, где академические исследования никогда не приносили пользу в решении практических задач в повседневной работе с новостями <…> термин “практическая теория” можно рассматривать как попытку обойти абстрактное мышление вообще в пользу подхода к идеям на уровне здравого смысла. То есть это теория без теории» [36] .

Хубецова З. Ф. Политическая коммуникация. Теория, образование, опыт: учеб. пос.: в 2 ч. Ч. 1: Исследование и преподавание политической коммуникации. СПб., 2017. с. 22.

O’Donnell P. Journalism and philosophy: Remembering Clem Lloyd // Australian media traditions 2007, distance and diversity: Reaching new audiences / ed. by M. Van Heekeren. Bathurst (Australia), 2007. P. 3.

Ibid. P. 10–12.

Мы не склонны к крайним суждениям о трудах зарубежных ученых, в том числе придерживающихся прагматической направленности научной мысли. Вместе с тем нельзя не заметить, что интеллектуальный протест против доминирования одной теоретической тенденции и ее настойчивого продвижения по миру перестал быть уделом энтузиастов-одиночек. Так проявляет себя приверженность свободе научного творчества, которая лежит в основе методологии науки и служит залогом международного сотрудничества. Автор книги «Наука в свободном обществе», получившей мировую известность, Пол Фейерабенд обосновал деление на два пути коллективного решения проблем: вынужденное взаимодействие и свободное. В первом случае участники принимают четко выраженную традицию и признают лишь те реакции, которые соответствуют ее стандартам. «Если некоторый субъект еще не стал участником избранной традиции, над ним будут подтрунивать, его будут “воспитывать” до тех пор, пока он не присоединится к большинству». Во втором случае традиция «не уточняется в самом начале, а разрабатывается по мере того, как происходит это взаимодействие… При свободном взаимодействии любое установление не навязывается… в нем нет канонизированной логики…» [37] .

Фейерабенд П. Наука в свободном обществе. М., 2010. С. 43–44.

Своеобразные преломления этих методологических посылок обнаруживаются в теории журналистики и медиа. В последние десятилетия на Западе все чаще звучат предложения расширить географические горизонты размышлений о состоянии и развитии медиасферы и на этом пути избежать опасности изоляции западной исследовательской культуры от остального мира. Некоторые работы, в которых центральное место занимают идеи интернационализации и так называемой девестернизации (de-Westernization) исследований медиа, стали подлинным вызовом стабильным, казалось бы, представлениям. В число этих работ входит монография Дж. Даунинга «Интернационализация теории медиа: переходность, власть, культура: размышления о медиа в России, Польше и Венгрии» (1996) [38] . Она была выпущена с выразительным комментарием издателя на обложке: «Это книга-провокация». По всей видимости, трудно было иначе оценить такие непривычные для Запада идеи: «…преобладающая часть теории медиакоммуникации основывается на данных из двух регионов, Британии и Соединенных Штатов, для которых… характерны весьма схожие лейтмотивы в культурной, экономической и политической истории, маркирующие их отстраненность от большинства других наций планеты» [39] .

Downing J. Internationalizing media theory: Transition, power, culture: reflections on media in Russia, Poland and Hungary 1980-95. London, 1996.

Ibid. P. x.

Через несколько лет появилась коллективная работа «Девестернизируя исследование медиа» (2000) [40] . Она вызвала активную солидарность с авторами и желание продолжить движение по начатому пути, особенно у исследователей из Латинской Америки, Индии, Африки и др. В одном из откликов говорилось: «Представляя многочисленные главы, собранные со всего мира, эта книга формирует прочные аргументы – почему исследовательское поле должно стать всеобъемлющим и всемирным. Она представляет собой отличный пример того, как в последнее время исследования медиа получают толчок в сторону “интернационализации” <…> Девестернизация ведет к расширению аналитических горизонтов, включая в рассмотрение факты со всего мира, которые ныне неизвестны по причине то ли языковых барьеров, то ли отсутствия интереса… Со своих начальных стадий область исследований медиа имела отчетливо западный, и особенно англосаксонский акцент» [41] .

De-Westernizing media studies / ed. by J. Curran, M. J. Park. New York, 2000.

Waisbord S. De-Westernization and cosmopolitan media studies. P. 2. URL:2013.