Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Так прошло лето. К осени Меля должна была вернуться в посёлок. И она вернулась.
Однако надолго она там не задержалась. Очень скоро ей потребовалась вернуться в Москву.
После того, как Меля вернулась в Москву, ей понадобилось где-то жить. Партия квартиру ей предоставить не могла, а потому она впервые за долгое время пошла к себе домой, – точнее, туда, где раньше был её дом.
Оказалось, отец её давно уже там не живёт. Он вообще к тому времени уже нигде не жил. Он умер от сердечного приступа и был где-то похоронен. Где именно, Меля даже не пыталась
Родственники давно продали недвижимость пожилой семейной паре. Её купили муж и жена. Жена была активистка Компартии, а муж – преподаватель Бауманки.
Правда, он был вообще довольно разносторонней личностью: обладатель чёрного пояса по карате, амфетаминовый наркоман, фашист, диагностированный психопат и обладатель внушительной коллекции обрезов и прочего стреляющего хлама.
На старости лет он стал постоянно ругаться с женой и даже её пару раз избил. Она съехала от него на дачу, а квартиру хотела продать, но потом выяснилось, что изза сложной системы долевой собственности сделать она этого не сможет. В ближайшее время точно.
Принадлежащую себе комнату безумный муж запер на огромную железную дверь с мощным замком. Туда он стал носить вещи с помойки: разлагающихся мусор, диваны, полные клопов и так далее.
Жена ничего не могла с этим сделать. Квартира была оставлена.
После жена познакомилась с Алей Сойкиной. Та была была человеком крутым и важным. Она и решила заселить туда своих молодцов из ультраправого и ультралевого движа: для борьбы со злобным дедом.
Так и было сделано.
Ну, а поскольку суды между уже бывшими супругами продолжались больше десяти лет, на некоторое время правые и левые получили под текущей крышей совместный штаб.
Дошло до того, что даже на Гугл-картах эта квартира отмечалась теперь как «Штаб леваков». Правые на это обижались, но такое соседство терпели. Терпеть его согласилась и Меля.
«В конце концов, – рассуждала она, – не могут же эти леваки быт ненормальными людьми. У них же тоже есть дети, жены. Они тоже любят своих родителей. Только бы там не было этих феминисток. Фу, ненавижу их!».
С таким мыслями Меля и заселилась в некогда родную квартиру.
Алиса Сойкина была удивительным человеком. Она была старше многих из нас. Когда я с ней познакомился, ей было уже двадцать семь. Она активничала ещё в нулевые.
Прозвище своё она получила за первую акцию.
Родом Алиса была из небольшого городка на Юге России.
Так вот, когда ей было шестнадцать лет, она на каком-то местном муниципальном празднике бросилась со включённой на полную мощность бензопилой на мэра. Он в это момент читал заунывную речь перед горожанами.
Времена были либеральные, тем более, мэр не пострадал. Так что Сойкина получила тогда тридцать суток.
Она помнила Болотную, бессрочный протест, «Левый
Фронт» и нацболов в лучшие их годы. Она создала когда-то «Революционную пролетарскую партию».
На неё четыре раза заводила уголовное дело, но она всякий раз бежала от следствия и пряталась по сибирским деревням. Её так ни разу и не посадили.
Один раз она
Деньги разделили: часть отдали ВПД на покупку принтера и печать листовок, часть ультраправым, часть потратили сами.
Потом товарищей Алисы начали сажать. Кто-то успел сбежать а границу.
«Революционная пролетарская партия» прекратила своё существование.
Тогда Алиса вступила в КПРФ и стала медленно захватывать партию изнутри. Она стала набивать партию молодыми радикалами, толкать их в муниципальные депутаты и смещать партийное начальство.
Когда она поехала организовывать наблюдение на выборах в Ростове, – фээсбэшники отравили её там мышьяком.
С этим человеком Меля и вынуждена была теперь жить.
А заодно – и со всеми товарищами Сойкиной.
Именно там я и встретил Мелю.
Глава двадцать третья. Куба.
Отношения со Зверевой развивались стремительно. Очень скоро она позвала меня к себе домой, в коммуну на Ломоносовский. Находилась она прямо рядом с университетом в одной из пятиэтажных хрущевок.
Как и говорила Соня, о встрече я с ней договорился в Джаббере, приехал без телефона и всю дорогу был в маске.
В отличии от Первомайки, квартира была чистая, ухоженная. Кроме Сони, жили здесь Кристина с братом, а также ещё два парня.
Один был Алексей Алексеев – это был программист из МГУ, выпускник эмгэушного физфака. Несмотря на то, что он закончил физфак, он был туп как пробка.
Видом он был несуразен: высокий, тощий, мордатый и с пивным животом. Лицо у него было продолговатое, как могла у лошади, и зубы у него были лошадиные.
Волосы жидкие, светло-пегие, вьющиеся.
Противный он был, мерзавец.
Хотя он был туп и ничего не понимал в гуманитарных науках, он считал себя великим социальным теоретиком. Однако он был слишком ленив для того, чтобы самому теоретизировать. Поэтому он нанимал талантливых студентов, чтобы они писали за него статьи, а о6 только подпись ставил.
Он состоял в КПРФ, любил Сталина, верил в ауру, космическую энергию души и прочее подобное, сидел на кетодиете и мечтал о том, чтобы жить вечно. Его манили Иде сингулярности, но идеи крепкой руки и государства-няньки манили его не меньше.