Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Меля любила свой Союз. Она любила Истинно-православную церковь, в которую она некоторое время назад перешла.
Очень скоро Меля познакомилась и с другими правыми. Сначала у неё нашлись друзья из Истинно-православной церкви. Потом и другие. Русичка познакомила её с людьми из Всероссийского родительского сопротивления, с девушками и юношами из Российского общенародного союза, с ребятами и мудрыми женщинами из Монархической партии.
Общенародный союз и Монархическая партия в те времена уже который год находились в глубоком подполье. Выйти на них было весьма непросто.
По всей стране
Федеральная служба внимательно следила за людьми из Союза. Многие из них часто замечали странные машины с тонированными стёклами у себя во дворе и суровых бритых налысо мужчин в пуховиках и лыжных шапках, которые фотографировали их издалека.
Периодически кого-то арестовывали, на некоторых активистов объявляли охоту. Тогда они вынуждены были бежать в другие регионы и даже ща границу. Руководство организации находилось в Бельгии, и очень многие партийцы, которых преследовали здесь, незаконно пересекали границу и отправлялись туда. Оттуда они потом возвращались, везя с собой оружие и агитационную литературу.
Несмотря ни на что, Союз постепенно рос. Его активисты вели агитацию среди школьников и студентов, среди жителей деревень и рабочих посёлков, прихожан церквей. Агитация шла от человека к человеку. Максимум, что ребята позволяли себе, – небольшие политические кружки. Конечно, на публике никто не называл их политическими. Официально они именовались кружками самообразования, философскими кружками. Если в ячейке был учитель или священник, такие кружки могли проходить при школе или при церкви. Тогда они назывались историческими или православными.
Партийцы усиленно тренировались. Они занимались страйкболом, ножевым боем, разными боевыми искусствами, фехтованием и много чем ещё. Эти занятия маскировались под клубы исторической реконструкции, военно-патриотические клубу, спортивные секции.
В ячейках всё держалась на личных знакомствах и связях. Много времени было нужно для того, чтобы войти к людям в доверие и выйти на других активистов. Всех же людей и всех тайн не знал никто, – даже руководство.
После окончания колледжа Меля по распределению поехала преподавать в небольшой посёлок в Белгородской области.
В училище как раз прошёл выпускной. В актовом зале директриса вручила девушкам их дипломы. Теперь их училище возглавляла директриса. Директора к тому времени сняли и засадили в тюрьму за коррупцию и педофилию. Делу решили огласки не предавать. Итак, все собрались в актовом зале, сдвинули парты, накрыли их бумажными скатертями и поставили туда бутерброды с колбасой и магазинные пирожные. Потом девочкам вручили дипломы.
Следующие два дня Меля просто отдыхала. Валялась в кровати, как раньше, смотрела телевизор, читала книжки. Потом ей позвонила русичка. Сказала, надо срочно встретиться.
Они встретились в небольшом тихом салу на окраине города. Сад был заросший и тёмный. Кроны яблонь и каких-то ещё деревьев закрывали небо над головой. Земля была мокрая, вкладная, и по ней прыгали коричневые травяные лягушки. Сад находился в окружении старых заброшенных домов конца позапрошлого века. Из теперь собирались сносить. Первые этажи этих домов были из белого камня и кирпича, а вторые – из дерева. Вторые этажи почти полностью сгнили. Тёмные доски сменялись гигантскими щелями и пустыми окнами, сквозь которые проглядывало небо.
Меля ждала свою учительницу на старой самодельной лавочке из гнилого дерева. Лавочка состояла из двух берёзовых поленьев, между которыми когда-то прибили доску. На этой-то досточке и сидела теперь Меля. Телефон она оставила дома.
Учительница вскоре пришла, и они начали непростой разговор.
– Я уже узнала, – сказала русичка, – куда ты попадёшь по распределению. Тебя посылают в посёлок Пролетарский в Белгородской области. Это у чёрта на рогах, но для нас очень хорошо. В четырёх километрах – граница с ЛНР. Относительно недалеко трасса Дон. Там и наркотрафик с Юга идёт, и оружие с Донбасса. Сам посёлок хоть и маленький, но там ФСБ разве что в каждое окно не заглядывает. С этим там очень плохо. Всех новых людей там сразу берут на карандаш. Но ты не особо была замечена где-то, так что к тебе большого внимания не будет скорее всего. Но осторожность не повредит. Контакты наших людей в тех местах я тебе дам.
В целом они говорили недолго. Меля быстро всё поняла, записала нужные контакты и пошла домой.
Через два дня она стояла на автовокзале с грудой вещей. Отец сопроводил её до вокзала. Они ехали на такси. Потом он загрузил сумки в автобус.
– Ну, вот ты уже и совсем взрослая, – сказал он, вытирая слезу. Впрочем, Селе тогда показалось, что плакал он от яркого Солнца. На часах было где-то пять тридцать утра, и гигантский золотой шар ещё только поднимался из-за горизонта. Было очень ярко, а отец стоял к Солнцу лицом.
К Солнцу лицом. Лицом к Солнцу.
Путь был неблизкий. Ехать было пятнадцать часов. Большую часть пути Меля читала, смотрела кино на своём планшетнике (да, теперь и у неё был планшетник!), лопала чипсы и смотрела в окно. А за окном-то и было самое интересное.
Меля вспомнила, как когда-то в детстве они с отцом ездили к маме в Одессу по таким же вот дорогам. Возможно, даже по этой же. И она вспомнила, что когда была маленькой, то любила смотреть на голые остовы полуразрушенных советских заводов, – гигантские бетонные скелеты, из которых тут и там торчали пучки железной арматуры. Огромные мозаики с надписями типа «Мы строим коммунизм!» почти обвалились, и теперь эти здания выглядели зловещими, но величественными руинами какой-то древней цивилизации, столь же далёкой от нас, как Античная Греция или Рим.