Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Её идея Меле понравилась.
Так началась дружба, которой было суждено перерасти в нечто большее. Но пока что Меля и Крис (а её новую подругу звали именно Крис, то есть Кристина) были просто маленькими глупыми девочками.
Отныне они большую часть времени проводили вместе. Вместе валялись на промятом диване в квартире Мели, вместе смотрели ужастики, вместе сбегали с уроков.
Меля, до этого весьма ленивая и инертная, в компании Крис значительно ожила. Раньше её единственным удовольствием было валяться дома на диване, смотреть телек и безостановочно лопать. Крис начала приучать Мелю к подвижности.
Вместе они много гуляли по
Мусор вывозили даст бог раз в две недели, так что под окнами домов лежали тонны гниющих отходов.
Меля и Крис любили свои спальные районы.
Они целыми днями могли петлять между многоэтажками, поедая на ходу чипсы и сникерсы.
Дома смотрели на них своими тусклыми окнами. Грязные, давно не мывшиеся стёкла обручающихся, заваленных хламом лоджий. По-вечерам они горели странноватыми алыми огнями – очень тусклыми, точно огни святого Эльма на ночном болоте, но в то же время очень притягивающими.
Тогда девочкам казалась, что из-за этих гор хлама, из-за старых велосипедов, пакетов, свёрнутых в трубы ковров и диванов, из-за обросших грязью и птичьим помётом окон на них смотрит нечто очень недоброе, а те огни, которые выбиваются оттуда на свет божий – ничто иное, как огни преисподней.
Так и гуляли девочки по замусоренным дворам.
Во дворах было ужасно мокро и слякотно. Когда начались их прогулки, на дворе уже стояла осень.
Стремительно приближалась зима.
Дожди лили почти не переставая. Крупные холодные капли падали с грозных, казалось, озлобленных на людей и эту местность небес. Они ударялись о крыши автомобилей, о витрины убогих магазинчиков. Эти капли проникали под автомобильную краску, разъедали ржавчиной двери старых девяток.
Меля очень любила машины. Она очень любила на них смотреть. Иногда проходя из школы домой мимо газетного киоска она покупала себе толстенный журнал «Автомобили и цены». Следующие несколько дней она всё свободное время разглядывала картинки в нём, читала хвалебные статьи о машинах, листала объявления и думала: интересно, какую машину она себе когда-нибудь купит? Или не купить, а украдёт. Это для неё не имело значения.
Они с Крис постоянно что-то ворочали. Заходили в «Пятёрочку» или «Магнит» и осторожно напихивали себе в рюкзаки еду. Потом брали возле кассы какиенибудь карамельки, оплачивали их и выходили из магазина. Потом усаживались где-нибудь на лавочке и жрали.
Так проходили их дни.
Их часто видели вместе, но редко видели в школе. В школе они обычно только встречались. На уроках они, конечно, тоже бывали, но там девочки не учились, а просто сидели за одной партой вместе и лоботрясничали. Чаще они просто убегали с уроков, чтобы слоняться по жилым кварталам или тусить в каком-нибудь ТЦ.
Недалеко от дома Крис был один такой. Он как раз превосходно подходил для тус.
Это был старый, наполовину разрушенный ТЦ. Когда в его здании располагалась ни то фабрика, ни то ещё чтото такое. В девяностые фабрику закрыли, и здание стояло пустым. В нулевые тут сделали ТЦ.
Это был очень убогий ТЦ. На первом его этаже располагался «Бургер-Кинг». Там девочки часто сидели по много часов. Они пили лимонад и холодный чай, жрали мороженое и бургеры, тратя деньги своих родителей. Второй этаж торгового
«Когда-нибудь я куплю себе такие сапоги!» – думала она.
Третий этаж занимал убогий фудкорт. Там всегда было полно мышей, крыс и насекомых. Именно там обычно и ели девочки.
Там можно было купить очень вкусные чизкейки в коробочках, заказать ужасно дорогой, но невкусный кофе, от которого начинало болеть сердце, поесть печёного картофеля или шаурмы. Всё это девочки просто обожали.
Фудкорт был тёмный и тесный. Половина лампочек на потолке не горела. Пол его был выложен бедой, оранжевой и синей плиткой. Во многих местах она отлетела, и там был виден только цементный пол. В убогих лавчонках валящиеся от усталости с ног таджикские и узбекские женщины предлагали невкусную еду за большие деньги. Панорамные окна казались затемнёнными, но на самом деле их просто никогда не мыли. В воздухе было затхло и воняло так, будто тут кто-то сдох. Возможно, так оно и было.
Меля жила хорошо. Просыпалась она поздно, – обычно в одиннадцать или двенадцать. Обычно сразу шла тусить в ТЦ. Там же она встречалась с Крис. В школу она ходила нечасто. До ночи они с Крис слонялись бог знает где, а потом отправлялись домой к Меле. Там они лопали чипсы и смотрели кино.
Сначала Меля больше любила тусить в ТЦ. Она не привыкла много двигаться. Даже небольшая прогулка могла её утомить. Но со временем она полюбила слоняться по городу и стала отдавать предпочтение прогулкам. Тем более, когда они с Крис гуляли, то ни на минуту не забывали жевать. Обычно они пили на ходу дешёвые энергетики, ели чипсы и шоколадные батончики.
С каждым днём Меля всё больше внимания обращала на автомобили. К каждой хорошей машине она старалась подойти, заглянуть через окошко в салон, поглядеть на спидометр, поразглядывать глянцевые деревянные панели. Ей так нравились машины. Она очень хотела приобрести себе что-нибудь оригинальное, чтобы ездить. Чтобы все знали, кто едет.
Меля с детства привыкла к московским дворам спальных районов. Она любила их огромные пространства, любила чахлые кустики, под которыми в градах мусора лежали алкаши. Любила таджиков, которые этот мусор и этих алкашей убирали. Ей нравилось больные остролистые клёны и кладмены, делавшие под ними закладки. Ей нравились сизые голуби, стаями пасшиеся на жухлой траве, и огромные крысы, копошащиеся в мусоре.
Меля страстно любила свою страну. Она не только не испытывала никакой ненависти к окружавшей её действительности, – напротив, она любила то, что окружало её, то, что составляло её быт.
Иногда они с Крис выбирались в центр. Вот там Меле совсем не нравилось.
Тверская казалась ей огромной и совершенно чужой.
Она ощущала себя так, будто находилась за границей.
Улицы в спальный районах были для неё родными. Всё там было понятным, знакомым. У всего было своё место. Вот пакет летит по тротуару, подносимый ветром. Вот кошка сидит на пороге шавермы. Вот сама шаверма. Через окно видно, как там таджики работают. Толстые мужики с юга сидят за крохотным столиком, толкуют о чём-то и пьют кофе из пластиковых стаканчиков. Пьяницы на лавочках лежат. Голуби по тротуарам ходят. И дома все стоят такие нахохлившиеся, важные, точно старушки на лавочке. И в то же время такие родные. И небо серое – родное.