Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Меля прекрасно помнила, как они с отцом в первый раз заехали в чёртову квартиру.
Ободранная дверь когда-то была обита чёрным кожзамом. Теперь он был порезан на лоскутки и уродливо свисал с железной двери.
Дверь отворилась. Из квартиры дыхнуло холодом и непередаваемой вонью. Пахло старым линолеумом и кошачьей мочой.
Громко щёлкнул керамический выключатель. Ток пробежал по тонкому проводку, пролегавшему прямо поверх обоев. Лампочка в прихожей загорелась.
Меля с отцом вошли в квартиру.
Жить тут было весело.
Особенно ей нравилось то, что помимо неё с отцом здесь было много других, не видных на первый взгляд обитателей. И это были совсем не домашние паразиты.
Всех паразитов, за исключением клопов, отец Мели очень быстро вывел.
Жили они странно.
Отец постоянно работал во всяких сомнительных фирмах. Чаще всего это были небольшие офисы, занимавшие одну или две каморки на окраине города. Они располагались в складах, на продуктовых базах, даже в многоэтажных гаражах. Добираться туда приходилось часами. В одном таком офисе работало в лучшем случае четыре человека.
Чем эти фирмы занимались, понятно не было. Ни в одной из них отец не задержался дольше, чем на пару месяцев.
Мама жила ещё с каким-то мужчиной и приезжала редко. Обычно раз в месяц на пару дней, не больше.
Большую часть дня Меля была предоставлена сама себе. И это чертовски ей нравилось.
В отличии от своих одноклассниц, Меля могла позволить себе бездельничать.
Отец уходил рано. Вставал он где-то в четыре утра, а уже в пять или самое позднее пять тридцать уходил на свою паршивую работу.
С детства Меля любила кровать.
Она не сидела в Интернете, не читала журналы для девочек. Она просто любила лежать и смотреть в потолок.
Отцу было по барабану, когда она вставала. Поэтому она могла позволить себе вставать тогда, когда ей этого хотелось.
Чаще всего она просыпалась к шести часам и ещё долго лежала, глядя в потолок и почти не двигаясь. В школу она приходила самое ранее ко второму уроку.
Иногда она просто дрыхла до трёх часов дня, а потом всё оставшееся время тупо валялась в постели, не вылезая из пижамы.
Ей нравилось бездельничать. Именно бездельничать, а не заниматься всякой дурью.
Меля никогда не читала девичьи журналы. Частью потому, что в семьи на это не было денег, частью потому, что ей это не было интересно.
Она любила мыться, каждое утро расчёсывала волосы и опрятно одевалась, но тяга к красоте ей была абсолютно чужда. Её любовь к прихорашиваниям не выходила за рамки простой опрятности.
Меля не очень-то заботилась о своей красоте. Она больше любила валяться в кровати.
Бывало, она целыми днями вместо того, чтобы ходить в школу, просто лежала в своей просторной пижаме под пуховыми одеялами и часами глядела в потолок.
А ещё ей нравилось смотреть телевизор.
Телевизор в доме был старый. Огромный чёрный ящик марки Sony ещё девяностых годов. Он принимал всего несколько каналов. Восемь или девять, наверное.
У
Меля очень любила злобные тру-шоу и шокирующие репортажи на канале НТВ. Она любила смотреть, как люди в прямом эфире обливали друг друга соком, мочой, пивом и другими жидкостями. Любила смотреть, как взрослые дяди и тёти крыли друг друга матом и кидались с кулаками на своих оппонентов.
Такие передачи обычно шли поздно вечером и даже ночью, а потому Меля никогда их не пропускала. Чаще всего спать она ложилась поздно, если только не ощущала сильную усталость раньше. А это с ней подчас приключалось.
Отец чаще всего возвращался домой в час или два ночи. Так что весь вечер Меля могла со спокойной душой сидеть в тёмной комнате, освещаемой лишь голубоватыми бликами, отлетавшими от расползавшегося помехами раскалённого телеэкрана. Она смотрела, как политики на экране дубасили друг друга фаллоимитаторами и резиновыми дубинками прямо в студии, горстями лопала свои любимые чипсы «Лэйс» и громко улюлюкала от удовольствия.
Потом вечерние шоу заканчивались. Наступала пора чудовищных репортажей. Их Меля любила ещё больше злобных так-шоу.
Безумная мать двадцать лет держала свою дочку привязанной к батарее. Безумная бабка выпихнула с балкона своих внуков. Родители-алкоголики продали своих детей в рабство, чтобы хватило на водку. Мошенники обманывают пенсионеров, отбирают у них квартиры, а самих стариков отвозят на свалку и там убивают. Проститутки-убийцы травят дальнобойщиков и похищают у них ценные грузы. Работорговцы заманиваются нелегальных мигрантов хорошей работой, а потом отбирают документы, заковывают в кандалы и заставляют работать на секретных плантациях марихуаны.
Жуть! От такого аж дух захватывает!
А главное, панорамы, панорамы-то какие!
Вот заваленная мусором квартира безумной пенсионерки. В мешках старого трепля копошатся гигантские крысы. Больная беззубая женщина в старой фетровой шляпе и поношенном платье стоит босая на загаженном кошками полу и что-то нечленораздельно кричит на репортёров.
А вот несчастная девушка-проститутка из провинции, прикованная наручниками к батарее в тёмном подвале. Сутенёр несколько лет держал её в плену, а теперь, когда её красота увяла, захотел умертвить её.
А вот мама-алкоголичка из глубокой провинции. Она живёт одна с двумя детьми в разваливающейся старом доме. Денег нет. Работы тоже. И вот она рассказывает про то, как месяц назад хотела повеситься. Она очень любит своих детей, но теперь их забирает у неё ювенальных юстиция.
А панорамы, панорамы-то какие!
Вот тёмный подвал, где держат проституток. Он такой страшный, этот подвал! Тут темно, как в зиндане, и очень сыро. С потолка капает вода. Бегают огромные крысы. Они кусают несчастных узниц этой тюрьмы. Тут же оборудовано нечто вроде камеры пыток. Там снимают чудовищную БДСМ-порнуху.