Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Тем не менее, в Москве она быстро вернулась к прежнему образу жизни и прежним занятиям.
***
Софья Зверева была ужасающим человеком. Настолько, что её на полном серьезе боялись даже фээсбэшники. «Зверева – зверь настоящий» – говорили про неё люди, знавшие её не первый год.
Как-то Егоров заметил насчёт неё: «Возьмите любую фэнтезийную сагу. Скажем, «Песнь люда и пламени» или что-то подобное. Возьмите самого интриганистого интригана оттуда. Так вот, он и на десять процентов не будет таким инриганом, как Софья!».
Это была чистая правда. Софью
Сама он считала себя психически здоровым и гармоничным человеком, но на самом деле она была конченной маньячкой и психопаткой. Её жестокость, манипулятивность, нарциссизм – не знали никаких границ. В этом отношении она находилась где-то на уровне вождей Третьего Рейха или известных маньяков- убийц, вроде Теда Банди.
Соня была трансгуманистка, коммунистка, сталинистка.
Она любила Илона Маска, Жака Фреско, песни Харчикова, книги Юрия Мухина и Игоря Пыхалова. Ей нравились Стрелков и Квачков, защитники Новороссии и советские пионеры-герои. Она верила в пророчества Ванги, смотрела РЕН ТВ, обожала эзотерики, магию, была православной и на словах хранила традиции. При этом она была полиаморка и спала чуть ли не со всеми своими товарищами. Позднее она разочаровалась в полиамория и стала топить а традиционную семью. Она была полна советского патриотизма, жила по «Хагакурэ», обожала философию Сартра, RAF, Пол Пота и Кампучию, современную КНДР. Она предпочитала программы с открытым кодом и старалась шифровать всё, что только можно. Она ненавидела феминисток, считала, что за изнасилование наказывать не надо, и всегда жёстко защищала Поднебесного.
Она считала левый террор обязательным и необходимым. Своей конечной целью он считала развязывание мировой ядерной войны и установление планетарной сталинистской диктатуры.
Говорили, Зверева замочила и закопала в лесу по крайней мере одного человека.
О ней знали очень мало и в основном слухи, которые она же про себя и распускала. Установить что-то достоверно в отношении Сони было абсолютно невозможно.
Рассказывали, как-то разора ушла из дома, как она говорила, на два часа. Три недели она не выходила на связь и никто не знал, где она. Потом она написала якобы из Саратова (но никто не знает, была ли она реально в Саратове). Домой она вернулась ещё через неделю.
Соня любила хорошую жизнь и тратила по двести- триста тысяч рублей в месяц. Она любила обедать и ужинать в «Белуге» или «Белом кролике».
Её тихий, немного хриплый, но одновременно и писклявый голос вызывал у людей дрожь. Когда она начинала говорить, замолкал целый зал.
Этот голос звучал как будто из бездны.
«Соня – это нечто, – говорил про неё Егоров. – Это Оно.».
Короче, только такой человек мог возглавлять разведку революционной организации.
Глава двенадцатая. Встреча на Казанском вокзале.
С Соней Зверевой я познакомился на партсобрании «Коммунистов России». В те годы она ещё носилась с созданием боевого крыла в составе этой организации.
Вторая наша встреча прошла в конце августа 2016-го на Казанском вокзале.
Я
Я не смотрел на них. Я думал о Сонечке.
Вскоре она появилась вместе со своей подругой. Там была в беговых кроссовках на белой выступающей подошве, в чёрных обтягивающих джинсах со рваными коленями, которые напоминали лосины, в длинной растянутой майке, в чёрной кожаной куртке с хромированными металлическими заклепками.
Крис была приятная, немного полная блондина с южными и немного восточным чертами лица. Лицо у неё было кругленькое, но при этом удивительно суровое.
– Кристина, – представилась она.
Соня посмотрела косо в пол и куда-то в сторону. Она всегда смотрела так, когда не хотела показать людям, что она думает.
Кристина, как оказалось, была не местная, из Мариуполя. Она приехала сюда вместе с братом. Он был ещё совсем дитё, но уже старался помогать ей зарабатывать деньги. Он работал курьером, а сама Кристина – учительницей в частной школе.
Кристина покинула Мариуполь вовремя. Она покинула его ещё в те времена, когда не было понятно, что в городе произойдёт спустя совсем небольшое время.
Прошло пару лет, и республиканская авиация и русские танки не оставили от города и следа. Сейчас мы вместе с Крис очень рады от того, что город так основательно уничтожен.
Её друзья и подруги, оставшиеся там, передавали самые интересные новости.
Они рассказывали, как в городе сначала все забегали, заохали, начали прятать утварь в подвалах. Потом начали уезжать на своих машинах. Потом уезжать стали и американские морпехи, и даже националисты.
Магазины закрывались, город пустел.
Потом на улицах появились странные, плохо одетые люди с оружием, только что выпущенные из тюрем.
Работа остановилась. Все как малые дети бегали на пляж и подолгу всматривались в морскую даль: не идёт ли республиканский флот?
Но флота всё не было.
А потом в один день рано утром налетела республиканская авиация. Бомбы падали повсюду. Сначала небо разражалось белыми фосфорными вспышками, а потом его тут же заволакивал чёрный дым. На восемь минут весь город погрузил облако гула, смрада и страшной жары. В этом году она наступила раньше обычного.
Через восемь минут самолеты улетели. Люди стали выбираться из-под завалов.
Это был первый налёт, но далеко не последний.
Мы с Крис внимательно следили за теми новостями и радовались каждой новой жертве в её родном городе. Крис доставляло удовольствие видеть на дрянных съемках, как разругается город её детства.
Она испытывала удовольствие родственное оргазму, когда увидела расплавившуюся до лужи, а потом застывшую аккуратным металлическим зеркалом ограду мариупольской набережной.