Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Это было глубокой осенью, когда снег ещё не ложится поверх опавших листьев, но когда Солнце уже не выглядывает из-за мрачных снеговых туч. Высокое серое небо висело над безжизненным мёртвым городом, над городом, где жили только мертвецы, и который сам был мёртвый. В сосновых лесах плотно лежал туман, особенно по утрам. Из тёмных углов лезла всякая нежить. В городе участились наращения маньяков. Каждый день то в одном, то в другом месте находили мешки с расчленёнными телами, которые никто не мог опознать. В винных лавках стало больше народа. Люди больше пили, часто алкаши резали друг друга нонами или замерзали под лавочками. Соня проводила это время в коттедже родителей того тридцатилетнего левака. Они с ним много занимались сексом,
Последнее было проще всего. Каждый был рад любить Сонечку.
Каждое утро на коттедж ложился туман. Коттедж находился рядом с лесом, и оттуда каждое утро наплывал этот жуткий туман. Туман держался часов до одиннадцати, а потом начинал таять, но иногда стоял весь день до ночи.
Настал день акции. Как приятно было идти по засыпанной гнилыми листьями мягкой земле в новых, только что вычищенных до блеска сапожках. Земля приминалась под сонечкиными каблучками, будто это не земля была, а человеческая плоть. Рядом с Соней были её друзья. Её подруга была в косынке, во французских армейских ботинках с пристёгнутыми к ним кожаными гетрами, в новых ватных штанах и чёрной юбке, в американской кожаной куртке коричневого цвета. Парень рядом с ними был в чёрной кожанке, в кожаной кепке, в широких чёрных брюках и больших башмаках. Они шли сквозь затянутый дымкой тумана хвойный лес. Наконец перед ними встал высокий сетчатый забор, поверху обнесённый завитой в спирали колючей проволокой. вынула мощные кусачки и принялась работать с забором. Через пару минут она аккуратно отогнула нижний край сетки, и ребята пролезли внутрь. Вся техника на стройплощадке и вагончики строителей были заминированы. Серия взрывов раздалась через полчаса после того, как ребята покинули площадку. Они к тому времени были уже далеко. Соня вернулась в коттедж. Следующим утром она встала рано-рано, едва только просветлело. Она встала, вышла на крыльцо и босыми ножками пошла по ещё зелёной траве к озеру. Озеро было тёмное, торфяное, полное зла. Воды были чёрная, как чернила, и дна видно не было. Но если ты зачерпывал воду в ладонь, вода была прозрачная. Соня достала из кармана куртки свой пистолет, протёрла его спиртовой салфеткой от отпечатков во всех местах и бросила его в воду. Металл тут же пошёл ко дну. Соня вернулась в коттедж.
Вскоре в городе начались облавы. На друзей Сонечки завели уголовное дело, но поскольку улик следствию не хватило, всех в итоге отпустили, и никто не сел. Зиму и весну Соня провела у разных своих знакомых. По делу она проходила свидетельницей, но показания давать не хотела. Несколько месяцев она прожила у одного из своих парней – Андрея. С ним она познакомилась в кутузке, после того, как из обоих задержали на митинге полицейские. Андрея выгнала из дома злая мать, и он жил в старом кирпичном гараже в промзоне. Там же несколько месяцев с ним ютилась и Сонечка. Он даже предлагал ей навсегда остаться с ним жить в гараже. Она отказалась, а в мае уехала в Москву. После этого Андрей повесился у себя в гараже.
– Ишь ты, – сказала Сонечка, когда ей об этом рассказали московские леваки, до которых дошли слухи о смерти её парня.
Глава десятая. В Москве.
Едва Соня приехала в Москву, она тут же начала кутить и транжирить деньги.
Отец Сонечки не очень одобрял её идею с переездом. Он понимал, какие проблемы может создать его дочери местное ФСБ. Но он же понимал, что в его силах некоторые из этих проблем замять. Как бы то ни было, его дочку точно не посадят. В этом он был уверен. Во всяком случае – пока она в Кургане. Насчёт Москвы уверенности было меньше.
«Лучше пусть она остаётся дома, – рассуждал он. – Натура у неё взбалмошная. В Москве она точно будет тусоваться с маргиналами, попадёт в неприятности. Лучше уж пусть будет под присмотром. Если и поедет, пусть лучше
Но Сонечка не хотела ни в Пермь, ни в Томск, ни в какой другой уральский город. Она хотела в Москву. И сразу после выпускных экзаменов она собрала какие были вещи и поехала прочь, – в столицу. Отец знал, что она едет, выразил своё неудовольствие по этому поводу, но вообще ей никак не препятствовал. Наоборот, раз уж так, дал ей энную сумму денег наличкой и перевёл на карточку.
Всё-таки Георгий Зверев очень любил свою дочь.
Именно поэтому он сделал всё, чтоб её избаловать.
Соня приехала в Москву и поселилась у своих знакомых леваков. Это была целая семья леваков: там был мужлевак, весёлый мужичонка лет тридцати, жена-левак, которой было сильно за двадцать, но меньше тридцати, и их маленький сынишка, которому было только три года, – скорее всего, будущий левак. Муж и жена были сектанты. Они оба состояли в «Союзе марксистов» и вели марксистские кружки.
Когда Соня приехала к ним, она рассказала, что она сбежала от родителей, и теперь её будут искать в Москве, что у неё совсем не денег, и она вынуждена скрываться не только от родителей, но и о полиции, а потому пойти работать официально она не сможет, а неофициально она боится. На все расспросы ничего особенно внятного она пояснить не смогла. Муж-левак спрашивал Соню, кто её отец. «Важный человек» – отвечала Соня. Кто её мать, – спрашивала жена-левак. «Дизайнер» – отвечала Соня. По поводу полиции Соня тоже ничего особенного пояснить не смогла. То она говорила, что родители будто бы написали в полицию заявление, что их дочь пропала, и её теперь ищут, то она пыталась связать это с уголовным делом над своими знакомыми.
У леваков Соня прожила полтора года. Жила она хорошо. Отец постоянно присылал ей деньги (хотя и не очень много, чтобы дочка не ударилась в загул). Днём Соня обычно была где-то ещё, не дома. Занятия в университете ещё не начались, и лето она провела шляясь по городу. Она заходила во все бары, и к ней подсаживались мужики. Они угощали её вкусными блюдами, пивом и шампанским вином, гашишем и другими веществами. Иногда они увозили её на своих Ауди и БМВ в Метрополь или даже в Националь, снимали там номер и занимались с ней сексом. Они вместе курили гашиш или что покрепче, вели странные разговоры, а наутро расставались, чтобы потом увидеться снова. Они давали Сонечке деньги, и эти деньги очень быстро стали для неё главным источником дохода.
Она поступила в РГГУ на философский факультет. Так она и стала учёной.
Вскоре Соня как следует познакомилась с московскими леваками. Она шаталась по всем левым кружкам и сектам, всюду надеясь что-то урвать. Она быстро перезнакомилась со всеми троцкистами, сталинистами, леворадикальным, анархистами и другими маргиналами. Она завела знакомых в посольстве КНДР и среди квачковцев. У неё были знакомые везде, и она зналась со всеми. У неё были любовники-террористы и любовники-полицейские. Каждому она могла предоставить любую интересующую его информацию по поводу последних событий в левом движе. И она регулярно это делала: полицейским она сливала инфу про оппозиционеров, оппозиционерам рассказывала всё про полицейских, троцкистам выдавала сталинистские тайны, а сталинистам троцкистские. Её любили все, и все были готовы и покормить её в дорогом ресторане, и покатать на машине, и даже дать денег. Она быстро стала прикормленной.
Учиться Сонечке было лень. Тем более, с её 225 баллами по четырём экзаменам ЕГЭ поступить на очное отделение ей бы всё равно не дали, – так что она пошла на заочное. Правда, учиться ей всё равно было лень. Первый семестр она ещё пыталась как-то этим занимается, но потом забила, и стала сдавать экзамены за взятки. Домашние работы за неё делали сексуальнонеудовлетворённые студенты других факультетов. Это были жалкие задроты, которых Соня ублажала в обмен на сделанные работы по математике. Соня занималась проституцией, но сама она так не считала.