Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Соня решила, что она будет отличным связующим звеном между молодыми леваками в косухах и дряхлыми дедами-сталинистами. Из этого связующего положения она будет извлекать гешефт.
Соня быстро поняла, что все леваки – инцелы. Это вытекает уже из самой сущности левачества. Видела она этих леваков. Типичные тупые ребята. Низкорослые, хилые, унылые школьники с глупыши улыбками. На них большие им старые бабушкины куртки. В зубах – сигареты, в руках – банки дешёвого пива. Они все либо тощие, либо толстые, либо просто страшные. Почти у каждого эти мерзкие подростковые усики, у всех странные лица: не детские и не юношеские, а просто странные. Они все были какие-то зажатые, закомплексованные, инфантильные. Были ещё спортивные ребята: с суровыми лицами, высокие, подтянутые. Они носили беговые кроссовки или кожаные берцы, чёрные джинсы и спортивные штаны. Они надевали чёрные толстовки и прятали лица за капюшонами. Они свободно вели себя с девушками, были уверены в себе и старались жить по каким-то
Соня быстро поняла, как легко будет ей завоевать влияние в левацкой среде. Леваку достаточно только намекнуть на женское внимание, как он тут же подчиняется любому её капризу. Леваку не нужен секс. Ему даже близость дружеская не нужна. Вполне достаточно показать ему, что ты готова с ним общаться, как он тут же начинает плыть от удовольствия. Ему достаточно и того, что пусть и не очень красивая, но довольно милая девочка готова общаться с ним.
Левак – всегда инцел. Только он хуже, чем просто инцел, потому что он инцел скрытый. Левак боится признаться всем, что он инцел. Он скрывает это за своим наивным наигранным пацанством или за общими фразами о свободе женщины от патриархата и гендерных стереотипов. Левак всегда несчастен. Притом несчастье его не личное. Оно общественное и экзистенциальное. Он не в силах решить свои проблемы сам. Отчасти это, конечно, обусловлено тем, что любой левак – тюха. Но это ведь ещё не всё. Наверное, некоторые леваки могли бы заработать денег, съехать от родителей, снять себе жильё, начать обеспечивать себя, завести девушку, семью, детей, реализоваться в жизни… Могли бы. Проблема в том, что для того, чтобы им реализоваться, – им нужно перестать быть леваками. Их самореализация возможна только тогда, когда изменится самая их внутренняя сущность. То есть когда наступит их духовная смерть. В этом и состоит трагедия любого левака: чтобы добиться успеха – надо умереть. Либо духовно, перестав быть леваком, либо по-настоящему, то есть погибнув в бою. Но левак труслив. Он боится смерти. Ему страшно умирать в обоих смыслах. Если левак решает погибнуть от полицейских пуль, он до последнего колеблется, боится, и если в итоге погибает, то смерть его в любом случае выглядит глупой, нелепой и вроде как случайной. Но куда чаще левак умирает духовно. Он боится этого, старается до последнего оттянуть свою окончательную смерть. Чаще всего это происходит постепенно. Он умирает, медленно деградируя и разлагаясь. Он постепенно выходит из движа. Движ выталкивает его как мёртвое инородное тело, и в конце концов он обнаруживает себя солидным мещанином с брюшком и женой и понимает, что умер. Это обычно повергает его в экзистенциальный ужас и чудовищную тоску. Это легко может кончиться запоем или самоубийством. Или тем и другим. Но самое страшное, что может случиться с леваком, – это ничего. Воистину, нет ничего более печального, чем левак, который так и остался леваком. Он не погиб в бою, не превратился в обывателя, – он так и состарился и остался леваком. В голове – та же чудовищная каша из геваризма, анархизма, ленинизма, троцкизма, маоизма… Вот это по-настоящему грустно.
Соня быстро поняла эту грустную суть левачества. Настоящий левак никогда не будет удовлетворён. Он просто не может быть удовлетворён, потому что он левак. Идеология предписывает ему жить для других, всем жертвовать во имя борьбы и блага других людей. Но левак – человек, и поэтому он вынужден страдать от материальных трудностей. Ему хочется жрать, спать, ему нужны друзья, девушка, свободное время. А этого нет. Левак – априори неудачник. Быть леваком – это и значит мало жрать, плохо жить и никогда не иметь девушки. Таково экзистенциальное положение левака: он вечно будет неудовлетворён, он и должен быть неудовлетворён. Левак по определению обречён страдать.
Идеология предписывает леваку бороться. Но окружающая действительность совсем не располагает борьбе. Простые люди заняты своими простыми делами: на майские праздники они едут жарить шашлыки, а не идут на демонстрации. Эта борьба им до лампочки. Люди не хотят бороться. Они хотят жить. Родители не поддерживают и считают идиотом. В школе смотрят как на девианта. Девушки тем более не интересуются. Вся жизнь вокруг говорит леваку: откажись от борьбы, жри, бухай, снимай шлюх, фарми бабло! Вокруг левака нет борьбы. В стране нет ни партизанского, ни рабочего, ни даже студенческого движения. Ему попусту некуда приткнуться. Он не может уйти в лес и примкнуть к партизанскому отряду, не
Леваки обожали Соню. Они обожали её не за какие-то личные качества, а просто так, за сам факт её существования. Если она появлялась на левацком сборище, все там забывали про повестку и смотрели только на Соню, слушали только Соню. До этого она бывала на собраниях стариков. Те хвалили её, дескать, новая поросль зла растёт, но в принципе были заняты своими делами. Они ценили её за то, что она была молола и активна, тогда как леваки любили её за то, что она Соня.
Она ведь прекрасно знала, что большинству леваков до лампочки и честь, и борьба, революция. Они любят пиво и махачи, любят красивых девушек и хорошую жизнь. Короче, они любят то, чего у них никогда не будет. Соня с четырнадцати лет шлялась по впискам и поэтому знала, что самая крутая левацкая вписка будет в сто раз отстойнее, чем самая занюханная вписка аполитичных подростков. Если левак пьёт пиво, его обязательно вырвет. Если левак полезет в драку, его обязательно изобьют. Никакая девушка никогда не будет состоять с леваком в отношениях. Удел левака – насмерть захлебнуться в собственной рвоте, лёжа под забором. Любой зэк, только что откинувшийся с зоны, любой алкаш будет привлекательнее для женщины, чем левак. Левак – сосредоточение всего самого мерзкого, что может быть в человеке.
Соня презирала леваков, но ненависти к ним у неё не было. Она воспринимала из как навозных жуков, как грязь под ногами. Она не испытывала ни малейших симпатий к левацкой идеологии. Ей были отвратительны эти дурацкие засаленные майки с портретами Че Гевары, тяжёлые кожаные косухи, перчатки с обрезанными пальцами и прочая дичь. Она испытывала немыслимое отвращение к левакам. Они были для неё как мясо.
И при этом Соня спала со всеми леваками Кургана подряд, ни для кого не делая исключений. А цели у неё было две – власть и деньги. Через секс она решила поработить леваков. И у неё это прекрасно получилось.
Глава девятая. Акции и эксы.
А Соня Зверева тем временем жила хорошо. В жизни у неё дела шли всё лучше. У неё было очень много секса, очень много денег, наркотиков и удовольствий. Она ничего так не ценила в жизни, как удовольствия. Леваки сменяли один другого, кроме них была ещё толпа других партнёров: бизнесмены, закладчики, просто разные мужики. Все они рады были кормить Сонечку, делали дорогие подарки ей, всячески потакали прихотям. Левак, у которого зарплата была тридцать тысяч, брал кредиты и покупал ей то компьютер за что тысяч, то телефон за сорок. Соня не испытывала вины за то, что ей дарят. Она принимала это как должное. Отец учил её верить своей природе и не стесняться себя. Себя она и не стеснялась. Она знала, что человек живёт ради того, чтобы жить хорошо, и поэтому надо стремиться к здоровью и счастью. К ним она и стремилась.
Соня любила леваков. «Леваки – дураки», любила говорить девушка. На самом деле они были не столько дураки, сколько просто очень наивные, но закомплексованные люди. Каждый левак одержим комплексами. Он боится быть недостаточно решительным, боится быть слишком решительным, а в конечном счёте просто боится быть. Он не может быть никем. На него давит большое обществе в лице родителей, школы и прочего, но ещё сильнее на него давит его же локальное сообщество других леваков, – таких же закомплексованных, а потому вымещающих злобу на нём.
Соня давала левакам то, чего они никогда раньше не получали: успокоение и удовольствие. В обмен она забирала всё остальное. Леваки брали кредиты, забирались в долги ради подарков любимой Сонечке, несколько из них покончили жизнь самоубийством. Все те незначительные капиталы, которые они смогли скопить, были нещадно потрачены на любимую Сонечку. Она забирала чужой труд и чужую жизнь. Левак по двенадцать часов в день готов был работать в доставке, чтобы только купить подарок этой милой маленькой девочке.
Соня была полна желания. Она вся сама была одно сплошное желание. В ней не было ничего, кроме одной только голой жажды. Она жаждала. Жаждала славы, денег, власти. Но в конечном итоге она жаждала удовольствий. Целью её жизни было удовольствие и ничего, кроме удовольствия. Она хотела хотеть. Её волновал вкус вина и секс на бабушкином диване в старой хрущёвке, её волновал халявный кофе и чизкейк из дешевого кафе, её волновал вкус каждой крошки, каждого глотка, что попадал ей в глотку, её волновали похотливые соприкосновения, её волновала обтягивающая новая одежда и шёлковое кружевное бельё, её волновала бежевая кожа сидений старого BMW и жизнь как она есть. Соня была проникнута жаждой жить. Жить для неё значило получать удовольствия. Для неё не было жизни за пределами удовольствий. Она повиновалась только своим желаниям. Для неё не существовало ни долга, ни необходимости. Одно только удовольствие. Она вообще никогда не думала ни о чём, кроме удовольствия. Она бежала от мысли, её мечта была не думать о грустном, то есть в конечном счёте вообще не думать.