Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
И да, если ты это читаешь, Даминов, знай, что я тебя ненавижу и желаю тебе смерти.
Про Алису я, по сути, всё сказал. Про других тоже надо хоть немного рассказать.
Илья Даминов был типичный школоло, который в другую эпоху скорее всего просто сделался бы нацболом, выписывал «Лимонку» и не переживал. И его бы никто не трогал, и другим е было бы вреда. Но он, к сожалению, родился в своё время. Это был типичный фрондирующий интеллигент в зачаточной стадии (на тот момент Даминову было лет четырнадцать,
Несуразный, с пухлым лицом и прямым носом, с дурацкой копной волос цвета соломы, с глупыми голубыми глазами, болезненно худой, со слабыми пухлыми ручонками, – короче, симпатии он у меня не сильно вызывал. Тем более, он больше тянулся к раннему фашизму в духе д’Аннунцио и Маринетти, чем собственно к левизне.
Тем не менее, польза при подготовке кружков от него была, а явных косяков за ним не было. Так что я решил не разводить талмудизм и охота на ведьм. Так Даминов остался.
Не знаю, что с ним стало в итоге.
Никита Лемешев был полной его противоположностью.
Вот это был очень талантливый молодой человек. Невысокий и коренастый блондин с широким скуластым лицом, вьющимися волосами и голубыми глазами. Он был красив, но не жеманно-знойно- сексуальном смысле, а красив именно той строгой и целомудренной красотой, какой красив только вернувшийся с из Германии советский воин- освободитель.
Лемешев был очень силён для своего возраста, много занимался спортом, а ещё изучал под моим началом латынь. Позднее он уехал учиться в Италию.
Даминов был сыном директора фирмы, Лемешев – сыном рабочего завода Хруничева.
Лемешев вообще был отличный парень. Было в нём нечто очень классическое. Даминов был человек постмодерна, а вот Лемешев был именно тем советским пионером-героем.
Учился он тогда в седьмом классе. Именно он оказывал наибольшую помощь с кружком. Ему же я незадолго до ареста подарил всю свою подшивку латинского журнала «Melissa» и латинские книги по богословию.
Ярослав Новиков был самым старшим из нас. С ним я познакомился в ВК, когда мы поругались в комментариях под одним из постов Александра Панчина. Потом встретились, поговорили. Он мне понравился.
Новиков был либертарианец, но при этом марксист. Состоял в ЛПР (световской). Он очень ценил мирсистемный подход.
Это был огромный рослый детина, толстый, но сильный.
Он носил тёмные очки и кожаную куртку.
Князевский был тощим восемнадцатилетним нацистом- гитлеристом, который отлично разбирался в оружии.
Меня с ним Морозов познакомил.
Морозов был мой одноклассник, один из старших рабов Тони Боженко. Он сдох, отравившись грибами, через несколько дней после моего ареста.
Дзыза был сыном дипломата. Его отец служил в посольстве в Белграде. Сам Дзыза был высоким, толстым, с мелкими
Он был монархист-царебожник, один из лучших учеников Ольги Андреевны.
Мы с ним сошлись на почве именно дружбы с Ольгой Андреевной. Также нас сближал интерес к древнегреческому языку: Дзыза тоже его знал, но его больше интересовал среднегреческий.
Вообще это было интересно: левак в пиджаке и хромовых сапогах и монархист в джинсах и мятой рубашке.
Саму работу кружка я рассматривать подробно не буду. На людоедов можно посмотреть где угодно, людоедские идеи тоже почерпнуть при желании можно и в других местах.
Дзыза, к примеру, мечтал об инквизиции, о церковных тюрьмах, о том, чтоб целые регионы управлялись епископами и так далее. Я предлагал построить в России некоторый аналог Кампучии. Новиков хотел легализовать рабство.
Мы читали про «Фракцию Красной армии», про партизан Колумбии, про КНДР и ходжаистскую Албанию. Нам нравилось. Мы хотели так же.
Потом случилась пенсионная реформа. Немного посовещавшись, мы решили, что пора переходить к террору и вооруженной подпольной борьбе. Так и началось.
Князевский раздобыл нам обрез и пару травматов, которые он переделал для стрельбы боевыми патронами. Мы с Даминовым начали печать листовки в гараже у его отца (там стоял хороший принтер).
Потом я как-то рано утром в тал и поехал на Шаболовку. Наклеил там экстремистскую листовку на двери Пенсионного фонда.
Я помню, как я встал рано утром и поехал. Светило Солнце, его лучи пробивали зелёные кроны деревьев, бегали зайчиками по серому асфальту.
На улице было немного людей. Только в центре возле гостиниц собирались у автобусов иностранные туристы, приехавшие на Чемпионат мира по футболу.
На мне была модная куртка из голубой парусины, шёлковая рубашка в мелкую клетку, строгие костюмные брюки чёрного цвета, начищенные до блеска штиблеты. На голове – кепка-восьмиклинка и тёмные очки на половину лица.
В таком виде я приехал, наклеил листовку, сфоткал её и уехал.
Со мной должна была ехать Алиса, но она не проснулась.
На следующую нашу акцию она не опоздала. Мы хотели сделать это в день партизан и подпольщиков, но подготовить к сроку всё не успели и провели на день позже.
Я помню, погода была не очень. Было пасмурно, но не холодно. Мы с Алисой были кожаных куртках.
Мы зашли в Филёвский парк, встретились в условном месте. В рюкзаке у меня лежала самодельная бомба из двух пропановых баллонов. Мы пробрались к санаторию, потом обогнули его, стали пробираться через заросший склон к забору военной части. При этом мы пели «Шумел сурово брянский лес».