Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Болезнь прогрессировала. В ответ мишуткина мама больше драила, гуще мазала полы воском да сильнее скоблила раковину губкой.
Против заразы это было совершенно бесполезно.
Мне больно было смотреть на эти суетные движения.
Дом продолжал разлагаться. Мишина мама продолжала свою бесконечную уборку. Проступавшие на трупе пятна замазывали косметикой.
При этом замазывавшая их женщина свято была уверена в том, что труп – никакой не труп, а просто немного заспался.
Это выглядело ужасно.
Каждый
И я находил эти трещины, я находил эти пятна!
И от этого мне становилось страшно.
Казалось, пройдёт ещё совсем немного времени, – может, лет пять или шесть, – и квартира Миши ничем не будет отличаться от жилища Сони Барнаш.
Так я думал тогда, – в 2014-м году, в 2015-м.
С того времени прошло уже больше пяти лет. Мои опасения полностью подтвердились.
Так, во всяком случае, говорят те, кто продолжает общаться с Мишей.
После окончания школы Стефанко стал очень замкнутым, необщительным. Характер у него испортился. С немногими из наших он поддерживает теперь знакомства.
Впрочем, сообщить вам какие-то подробности по этому я не могу.
Я давно уже не появлялся у Миши дома. Последний раз я заходил к нему в январе 2017-го.
Я хорошо помню этот день. Было облачно. Шёл снег.
Мишин дом был тёплым, уютным.
В вот в доме Барнаш было неуютно. Не знаю даже, как это описать. Там ощущалось незримое присутствие зла.
Миша был эдаким стереотипным мелким буржуа, – обывателем, филистером.
Такой он весь был толстый, ленивый, вальяжный. Говорил одни только банальности.
Он был эгоист и заботился только о своём комфорте. На политику, науку и искусство ему глубоко плевать. Он любил вкусно поесть и сладко поспать. Ещё обожал секс.
Впрочем, при всём при этом человеком он был добродушным и жизнерадостным.
Миша любил жизнь во всех её проявлениях. Он был настоящим раблезианцем.
Короче, вылитый Кола Брюньон из старой книжки.
Соня была желчной, озлобленной на весь мир мещанкой.
О, мещанство!..
Сколько уже всего разного было про него за последние двести лет написано!
Сколько великих людей занималось в своё время тем, что поносило мещанство. Совершенно справедливо, надо сказать, поносило.
Этим и европейцы занимались, и классики наши. В нашей художественной литературе много дурного написано про обывателей. В литературе зарубежной, впрочем, этого добра тоже навалом.
Мещанство ругали раньше. Продолжают его ругать и сейчас.
Конечно, ругают его сейчас меньше, гораздо меньше, чем когда-то.
Отчасти это связано с тем, что мы с вами живём в эпоху торжествующего мещанства. Обыватель
Теперь у нас и большинство писателей – филистеры. Обличать самих себя эти гады не будут. На это даже надеяться нельзя.
Вот так и живём. Даже мещанство покритиковать толком некому.
Встречаются, конечно, среди пишущей братии редкие исключения, но их мало. Да, очень мало.
Итак, про мещанство написано много, в том числе и на русском языке.
Очень многое из этого было написано не по делу.
Понимаете, в нашей стране о мещанстве обычно писали как о некоем цельном явлении.
На протяжении многих лет наши литераторы старательно изобретали мещанина.
Они мало обращали внимания на окружавших их людей. Частные вопросы их почти не интересовали.
Эти люди предпочитали заниматься вещами глобальными. Их целью было выделить некие общие, вневременные черты, присущие всем мещанам. Они стремились дать конечное, исчерпывающее определение мещанство.
Короче, они слишком увлекались обобщениями и мало внимания обращали на детали.
Эти люди полагали мещанство неким вневременным явлением. Более того, они считали вдобавок, что это явление не только вневременное, но ещё и цельное, внутренне непротиворечивое.
Правда, однако, существенно отстоит от подобной точки зрения.
Обыватели бывают разные.
Конечно, есть некоторые черты, в той или иной степени присущие всем обывателям. Они все глупы, завистливы, трусливы и мелочны. Это и вправду присуще им всем.
Но кое-в-чём филистеры друг от друга всё-таки отличаются.
Что это за отличия?
Ну, назвать их индивидуальными было бы нельзя, так как они встречаются на каждом шагу. Это отличия типические.
Если же это отличия типические, мы можем смело говорить о наличии разных типов обывателей. Разных пород, можно сказать.
Вот о них-то мы сейчас и поговорим!
Бывает, и сейчас ещё встретится тебе где-нибудь эдакий франклиновский парвеню. Человек, якобы «сделавший себя сам». Он уважает тяжёлый труд и искренне считает, что для достижения успеха надо много трудиться. Он не слишком религиозен, хотя часто бывает суеверен. Верит в технический прогресс и считает политику грязным делом. Он практичен, но при этом довольно наивен.
В восемнадцатом и девятнадцатом веке этот вид был довольно распространён в Америке. Да и в Европе тоже встречался нередко.
Эти времена давно миновали.
Сейчас этот тип находится под угрозой полного исчезновения. Во всяком случае в странах первого мира.
В мире, где всем правят огромные транснациональные корпорации, – self-made man'у делать нечего.
Впрочем, на постсоветском пространстве относящиеся к этому типу обывателей люди ещё встречаются. Поэтому, думаю, упомянуть о таковых стоит.