Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере
Шрифт:
ДО БЕЛОГО КАЛЕНИЯ
“Когда я слышу словосочетание терапевтическая катастрофа, у меня в голове возникает образ одной женщины. Для удобства повествования будем называть ее Мэри. Я до сих пор вижу этот образ перед глазами: вот она сидит в кресле напротив. У нее на лице застыло вечно встревоженное выражение. Ей немного за тридцать. Мэри высокая, худая, зажатая и напряженная девушка. Крайне ведомая, она привыкла всегда и во всем полагаться на других. Ее направил ко мне мой коллега-психиатр, который выписывал ей какие-то препараты. Он заверил меня, что это «пустяковый случай», просто в дополнение
Данная история произошла около семи или восьми лет назад, однако Майкл по-прежнему помнил ее так живо, что иногда ему казалось, будто все случилось недавно. Его воспоминания были настолько яркими, что иногда он невольно путался в глаголах и говорил об этой истории в настоящем времени.
“Так вот, у Мэри был явный невроз и астенический склад личности. Иногда у меня складывалось впечатление, что в кресле напротив сидит бездонная эмоциональная черная дыра. Девушка постоянно была чем-то обеспокоена. Кажется, психиатр диагностировал у нее то ли генерализованное тревожное расстройство (ГТР), то ли депрессию без дополнительных уточнений (БДУ) с тревожной симптоматикой. Не думаю, что у нее было полноценное обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР), но некоторые обсессивно-компульсивные черты личности присутствовали. К этому мы еще вернемся.
Итак, я изо всех сил старался помочь клиентке: пытался научить ее приемам из области когнитивно-поведенческой терапии (КПТ), по-разному интерпретировал источники ее беспокойства, боролся с неконструктивными убеждениями и установками, показывал техники релаксации — в общем, перепробовал все, что можно. Увы, все мои усилия оказались бесполезны. Время шло, мы с Мэри провели уже несколько совместных сессий, а улучшений в ее состоянии не намечалось”, — резюмировал Майкл.
Хойт не сдавался и продолжал свои отчаянные попытки. Он предлагал девушке посмотреть на ее жизненные проблемы под другим углом, давал ей различные упражнения, призванные снизить уровень тревоги и стресса, учил релаксации, ставил под сомнение иррациональные и искаженные когниции в попытке достучаться до нее и логически объяснить, что в подавляющем большинстве случаев ее страдания являются творением ее же рук… Все было тщетно.
“Спустя несколько встреч я просто не выдержал. О чем бы мы с ней ни говорили, она уклонялась от прямого ответа, игнорировала мои рекомендации, а потом, невинно хлопая ресницами, задавала вопрос «а что, если…»: «Что, если случится землетрясение? Если мой ребенок заболеет? Машина сломается? Что, если муж меня бросит? Если мама откажется помочь? А что, если фармацевт в аптеке ошибется и даст мне не то лекарство?» Эти вопросы лились из нее бесконечным потоком: «А что, если случится то, если случится се, если случится это…» Подобное поведение доводило меня до белого каления.
Она задавала одни и те же вопросы миллион раз. В первый раз я отвечал ей спокойно и терпеливо. Во второй — с плохо скрываемым раздражением. Отвечать в третий раз у меня просто не хватало сил. Я попросил ее вспомнить случай из жизни, когда она попыталась взять себя в руки и не идти на поводу у вечного беспокойства. Она предпочла сделать вид, что не услышала. Похоже, пропускать мои слова мимо ушей вошло у нее в привычку. Она старательно игнорировала мои вопросы, советы, попытки перенаправить ее внимание на что-то другое. Я предложил ей поразмышлять над тем, почему она продолжает спрашивать меня об одном и том же несмотря на то, что я уже сто раз ей ответил. Посоветовал задуматься о том,
“Мэри только улыбалась в ответ и продолжала терроризировать меня своими иррациональными и бессмысленными вопросами. Наконец, я не выдержал и сорвался. Я медленно поднялся с кресла и, чеканя каждое слово, объявил девушке, что не вижу смысла в продолжении терапии. Я попросил ее проследовать за мной в приемную и предложил перенаправить ее к любому другому психотерапевту по ее выбору. Она ничего не сказала, оторопело глядя на меня глазами, полными слез. Мне показалось, что на секунду у нее во взгляде мелькнуло запоздалое осознание того, что она перегнула палку”, — вспоминал Хойт.
“То есть вы больше не хотите со мной работать?” — выдавила из себя Мэри. “Боюсь, я ничем не могу вам помочь, — беспощадно отрезал Майкл. — Думаю, вам следует записаться на прием к другому специалисту”.
Ни к какому специалисту Мэри не записалась. Она пообещала подумать о перенаправлении и ушла. Как только за ней захлопнулась дверь, Майкл бросился к телефону и, дрожа от ярости, набрал номер ее психиатра. “Я был готов придушить его своими руками за то, что он подложил мне такую свинью. Насколько мне известно, он сам перезвонил своей клиентке и в дальнейшем работал с нею лично”, — напоследок добавил Хойт.
РАЗБОР ПОЛЕТОВ
Несмотря на то что подобные конфронтации иногда имеют терапевтический эффект для клиентов, а временами могут приводить к самым настоящим прорывам в, казалось бы, безнадежных ситуациях, Майкл Хойт заверил нас, что это был не тот случай. “Возможно, моя досада и злость на время выбили ее из привычного тревожного состояния и заставили переключить внимание, но вряд ли это принесло ей пользу. Увы, мне так и не удалось ей помочь. Это не был какой-то хитрый терапевтический прием, я просто сорвался и потерял терпение”, — признался наш собеседник.
Предвосхищая следующий вопрос, Хойт стал размышлять о том, почему именно эта роковая встреча настолько ему запомнилась. “Сессия вышла просто ужасной. Если бы мне нужно было выделить во всем этом кошмаре два наиболее неприятных аспекта, пожалуй, это была бы моя досада и потеря контроля над ситуацией, а с другой стороны — тот факт, что клиентка покинула мой кабинет расстроенной с четким ощущением того, что ее отвергли и бросили. Ни о каком терапевтическом эффекте говорить здесь не приходится”, — резюмировал он. Когда мы поинтересовались у Майкла, какие уроки он вынес из этого горького опыта, наш собеседник признался, что ему до сих пор довольно сложно об этом говорить.
“Мои клиенты далеко не всегда остаются мной довольны, но чтобы так откровенно «запороть» случай… Должен признать, такое у меня бывает нечасто. Сейчас, когда я представляю эту девушку в кресле напротив — ее встревоженный голос, нервозное поведение, — у меня внутри нарастает напряжение и закрадывается иррациональная мысль о том, что я в ловушке, мне нужно бежать. С моей стороны это было крайне непрофессиональное поведение. Мне до сих пор ужасно неловко вспоминать, до чего же грубо и жестоко я с ней обошелся”.