Терновый венец офицера русского флота
Шрифт:
24:00. Команда вернулась с берега. Нетчиков нет.
Всего сдали на Передовой остров: запалов платиновых и игольчатых 22, капсюлей толовых 19 с коротким бикфордовым шнуром, с длинным 3, пробных гальванических — 4, подрывных патронов толовых полуфунтовых 16, однофунтовых 7, шестифунтовых 3, восемнадцатифунтовых 2, бомб «Аверкиева» 14, запальных стаканов к ним 14, ударников к ним 14, мин «Угрюмова» 2, к ним же 2 ударника, 2 (два) зарядных отделения к минам «Уайтхеда» обр. 1912 г., № 2170 и № 2166 к ним же 2 (два) запальных стакана, 2 капсюльные трубки и 2 сетепрорезателя.
На швартовых у завода «Сокол» в войне с Германией
В Минной Дивизии в 9-ом дивизионе эскадренных миноносцев. Начальник Минной Дивизии контр-адмирал Кедров. Начальник 9-го дивизиона кап. 1 ранга Ружек. Командир эск. миноносца «Расторопный» старший лейтенант Балас. Котел под парами № 3.
Мичман Б.Садовинский
Эскадренный миноносец «Расторопный» стоял на швартовых у стенки Гельсингфорского завода «Сокол».
Все, для него на 1916 год выходы в море закончены, — с грустью и, в то же время с каким-то внутренним облегчением, подумал мичман Садовинский. Вечером, на «Расторопный» нагрянул, с пришедшего накануне утром с моря эсминца «Разящего», мичман Ляпидевский. Бруно Садовинский не виделся с Владимиром Ляпидевским с начала октября, с того времени, когда их миноносцы, несли совместное дежурство у Ганге. После этого боевые дороги двух кораблей и двух друзей одного дивизиона не пересекались, так как «Расторопный» действовал, в основном, в Ботническом заливе, а «Разящий» обеспечивал противолодочное охранение в Моонзунде.
После того, как мичман Садовинский, испросил у командира разрешения мичману Ляпидевскому быть кают-компанейским гостем, они плотно поужинали, а затем, вместе с мичманом Михаилом Ворониным, сменившимся с вахты, втроем, засиделись допоздна в кают-компании. Прекрасный коньяк, из довоенных запасов, золотился в бутылке на столе.
Где только Володька Ляпидевский смог его достать? Ведь «сухой» закон! — думал Бруно, по праву хозяина разливая янтарный напиток. Выпили: «За встречу»! «За победу»! «За флот»! После общего сумбурного разговора, какой всегда бывает, когда люди долго не виделись, друзья вернулись к флотским делам. Вспомнили недавнюю смену командования на Балтийском флоте, назначение нового комфлота Непенина, которое подстегнуло флот, но решающего успеха не принесло.
Дело не во флотском командовании, — рассуждал Ляпидевский, — дело в управлении всей русской армией, в конечном итоге всем российским государством.
Да, — согласился Воронин, — какие бы ни были у нас флотоводцы, но спасти ситуацию на всем фронте от Черного моря до Балтийского, им не под силу. Да и война затянулась.
То, что война затянулась, виноваты не мы с вами, — Садовинский взглянул на друзей, и продолжил — Виноваты повыше нас… и даже не комфлота.
А дальше что? Война — до победы, а дальше? — спросил, не обращаясь ни к кому, Ляпидевский и сам же ответил: — Дальше, по-моему, ничего хорошего не будет.
Кто может увидеть будущее, кроме Кассандры? — с горькой иронией вставил Садовинский.
Бруно, ответил ему Ляпидевский, — все это так, но многих людей не устраивает положение в России, они требуют реформ и преобразований.
Брось Володя, — вмешался Воронин, Где ты видишь этих многих людей? На улице или в Таврическом дворце?
Друзья, — примирительно проговорил Садовинский, поднимая стакан с коньяком, — мы живы, мы здоровы, мы еще повоюем! И, без всякого перехода — «За прекрасных дам»!
Разговор друзей затянулся до полуночи…
ноября, во вторник,
«Сернес», где предстояло жить экипажу корабля до окончания ремонта. После обеда сдали на Ключевой остров: банку с запальным пироксилином, вьюшку 10 учебных капсюлей.
ноября убыл с миноносца на линкор «Севастополь» старший лейтенант Н.И.Римский-Корсаков. Расстались тепло. Не считая командира, офицеров на миноносце осталось трое: мичман М.М.Воронин, инженер-механик мичман Н.Т.Гуляев, и он, мичман Садовинский.
В этот же день на корабль прибыли с Береговой роты Минной обороны два новых матроса 2-й статьи: Степан Карташев и Михаил Кувшинов.
В субботу, 24 ноября мичман Садовинский позвонил Ирине и они договорились пойти в театр. Впервые за четыре дня после прихода эскадренного миноносца «Расторопный» в Гельсингфорс, у мичмана Садовинского появилась возможность побывать в городе и встретиться с Ириной.
Но как быть с билетами? — спросил он у Ирины. Она ответила с улыбкой, что выступит в роли кавалера и возьмет билеты в театр. Вопрос был решен. Прошло больше полутора месяцев, как Бруно не видел Ирину.
Начиная с 1 октября и до 16 ноября, эскадренный миноносец «Расторопный» постоянно находился вдали от Гельсингфорса, нес боевую службу то в Моонзунде, то в Або-Аландском архипелаге Ботнического залива, то в Финском заливе. Единственный, за это время, заход миноносца в Гельсингфорс, 21 октября, длился недолго, и у Бруно не было возможности встретиться с Ириной.
Здание Национального театра располагалось на площади за железнодорожным вокзалом. Мичман Садовинский подскочил к нему на лихаче за несколько минут до начала спектакля. Бруно раньше не бывал в этом театре. Он скользнул взглядом по фасаду здания, выполненному из гранита и песчаника, по красивым кованым фонарям, и прошел в фойе. Театральный швейцар распахнул дверь, фойе было полупустым — все уже рассаживались в зрительном зале, и Бруно сразу увидел Ирину. Ее стройную фигурку облегало длинное темное платье. Волосы были гладко уложены, яркие губы и вечерняя косметика, эффектно оттеняли лицо.
Такая барышня достойно украсит самый изысканный салон Петербурга! — неожиданно для себя, восхищенно подумал мичман. Они прошли в партер, и Бруно оглядел зал.
Театр построили в 1902 году — тихо проговорила Ирина. — Обрати внимание на модернистский стиль в архитектуре зала.
Бруно кивнул головой. Действительно, прекрасный интерьер театрального зала почти полностью состоял из плавных изогнутых линий. Они сели в кресла, и спектакль начался. Бруно искоса поглядывал на Ирину. Ее тонкий профиль и блестящие глаза притягивали его взгляд, и Бруно почти не вникал в происходящее на сцене…
Всю следующую неделю на «Расторопном» проводились общекорабельные работы по консервации не задействованного в ремонте оружия, оборудования и механизмов.
Вечерами, расположившись в кают-компании, мичманы Бруно Садовинский и Михаил Воронин беседовали, дружески обсуждая самые разные темы, в том числе и личные, душевные, но рано или поздно их разговоры возвращались к уходящему году, к походам «Расторопного», к дальнейшей собственной службе и судьбе, к происходящему в стране «бардаку», к тому, о чем не принято было рассуждать во флотской офицерской среде вслух.