Терра инкогнита. Книга 1-я
Шрифт:
Мы тут же вскочили и, шлепая пятками по сколькому полу, зарысили за приятелем.
Через несколько скамеек, задом к нам, наклонившись над тазом, ополаскивался крепкий дядька. А на его белых ляжках синела удивительная наколка. Слева моряк с кочергой, исчезавшей меж ними, а справа клубы дыма.
Вот это да! – выпучили мы глаза.
Дядька меж тем (на вид ему было лет сорок), выплеснул воду из таза, брякнул его в пустой и направился к выходу. Наколка ожила, потешно двигаясь.
– Не иначе бывший флотский кочегар,– обернулся к нам Вовка.
Воскресенье
Одни писали письма в кубрике, другие стирали робы в умывальнике или гладились в бытовке, остальные занимались травлей*.
А еще, у кого водились деньги (у нас они пока были), натянув шапки, бегали через плац в матросскую чайную.
Она находилась на первом этаже второго подъезда. Небольшая, на полтора десятка посадочных мест и стеклянной витриной, за которой стояла буфетчица.
Там можно было выпить горячего чая, закусив его бутербродами с колбасой и сыром, полакомиться пирожными, халвой или конфетами.
В смежном помещении располагался военторговский магазин, торговавший всем, что могло понадобиться курсантам. Начиная от конвертов, асидола, зубной пасты и сигарет, заканчивая тельняшками, ремнями с бляхами и хромовыми ботинками.
К тому времени мы уже получали денежное довольствие, составлявшее 3 рубля 80 копеек.
– Да, на них не забалуешь, – смеялись ребята.
Ну а по понедельникам, до обеда, с курсантами проводились политзанятия. В составе роты.
Мы сидели на банках в парадно-выходной форме на среднем проходе и внимали. Занятия, как правило, проводил заместитель командира роты.
Для начала старший лейтенант сообщал об успехах коммунистического строительства в СССР, затем переходил на международную обстановку и клеймил гнилой Запад.
Рассказывал о военном блоке НАТО, развязавшем на планете немало войн, и о том, как он приближается к нашим границам.
На передних рядах и в середине изображали интерес, сзади понемногу клевали носом.
Если лектор замечал кого, то тут же орал, тыча в сторону нарушителя пальцем,– вот ты, ты! Встать!
Курсант испуганно вскакивал, бросая руки по швам, и ел глазами начальство.
– Почему спишь?
– Никак нет товарищ старший лейтенант! Просто задумался.
– О чем? П… и пряниках?
– Не, – смущался боец. – О международной обстановке.
– Ну и как она?
– Агрессоры, того, наступают.
– Ладно, садись и что б мне больше ни-ни (грозил офицер пальцем).
По натуре он был добродушный человек, но однажды вышел из себя. На одном из таких занятий, очередной курсант уснул и с грохотом свалился с банки.
Заместитель приказал тому встать, долго сопел носом, сдерживая гнев, а потом рявкнул, – три наряда вне очереди!
В отличие от многих, в школе с первых дней нам со Степкой и Витьком понравилось, да и учеба давалась легче, чем другим, к чему имелись причины. Мы были на год старше других, да к тому же имели техническое образование.
Это незамедлительно было отмечено несколькими благодарностями от инструктора смены.
А вот Вовка, как говорят, подвял. Хулиганистый и веселый на гражданке, он загрустил, специальность осваивал с трудом и очень обрадовался, когда был назначен истопником.
Как я уже упоминал, помимо других помещений, в роте имелась сушилка. Глухая без окон комната, где по периметру тянулись батареи отопления. Там сушились отсыревшие шинели, ботинки, стираные робы и прочее. Сушилка была автономной от общей системы отопления и имела свою. Расположенную рядом в умывальнике, за глухой дверью. Там, в небольшой комнатенке, имелась специальная чугунная печка, трубопроводы с вентилями и манометр. Топилось устройство по утрам или вечером углем, туда и определили истопником Вовку.
По утрам он освобождался от зарядки, а после ужина от самоподготовки. Чему многие из ребят завидовали.
Иногда, по вечерам, мы со Степаном или Витьком заскакивали туда погреться (в роте всегда было прохладно) и, глядя на гудящий в топке огонь, вспоминали дом, друзей и гражданку.
К этому времени многие из курсантов в роте, стали получать из дому посылки. Получил однажды и я. Килограммов на восемь: домашнее с прослойкой сало, сигареты, а еще орехи и чернослив из родительского сада. Частью поделился с ребятами в смене (так поступали все) а остальное отнес на хранение в баталерку и прикончил с земляками.
Посылки было получать очень интересно.
В течение недели в роте формировался список счастливчиков, получивших извещения, а затем, после ужина, в сопровождении Бахтина или Александрова, они строем топали в отряд, где производилась выдача.
А поскольку на дворе уже было темно, с собой брались керосиновые лампы. Полностью заправленные керосином, они имелись в каждом кубрике, на случай отключения электричества.
Нас это удивляло. Двадцатый век и лампы времен царя Гороха.
И вот картина: по темному безлюдному Кронштадту, меж высоких домов, по проезжей части, молча скрипит снегом десяток моряков в черном. Сбоку сопровождающий, а впереди и сзади, с тускло горящими лампами в руках, еще двое.
Было в этом что-то таинственное и мистическое.
Где-то в середине декабря, командир перед строем сообщил, что присяга состоится в январе. И, назвав точную дату, разрешил пригласить на нее родителей.
Многие тут же написали домой письма, мы нет – до наших было полторы тысячи километров.
Солнечным январским днем, нового 1972 года мы принимали Воинскую Присягу.
Мороз спал, с крыш звенела капель, школа была выстроена на плацу.
Учебные, с автоматами на груди роты, вдоль казармы (перед каждой стол покрытый кумачом, на нем в папке текст присяги), командование школы напротив, небольшая группа приехавших родителей, с ним рядом.