Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения
Шрифт:
Таким образом, Хаяси Сихэй разделяет представление о Японии как стране с благоприятным географическим расположением с точки зрения обороны. Но в тот период, когда угроза вторжения со стороны западных держав становилась ощутимее (Хаяси также опасался агрессии со стороны цинского Китая), он осмелился предложить конкретные меры по дополнительной (теперь уже рукотворной) защите страны.
«Если с настоящего момента утвердить новую систему [обороны] и постепенно готовиться, пятидесяти лет вполне хватит, чтобы на всем морском побережье Японии соорудить великолепные и внушительные сооружения. Не сомневайтесь! Когда все это будет реализовано, открытое море станет для нас рвом, прибрежные утесы – каменными стенами, а сама Япония станет подобной огромному замку окружностью в пять тысяч ри. Разве не приятно это осознавать?» [391]
391
Там же. С. 158.
В трактате Хаяси Сихэй обращает на себя внимание следующее обстоятельство: рассуждая о мощи
Предложения Хаяси Сихэй при всей их наивности и ограниченности кажутся сегодня вполне разумными. Однако это взгляд из сегодняшнего дня. В указе сёгуната отмечалось, что само допущение возможности проникновения иностранцев в Японию является вздорным и вредным, а потому Хаяси Сихэй приговаривается к домашнему аресту, а его сочинение подлежит изъятию и уничтожению. В вину ему вменялось также копирование «не соответствующих действительности» карт [392] . Образ Японии как страны недоступной в силу своего географического положения фактически являлся частью государственной идеологии, а искажение этого образа приравнивалось к крамоле и диссидентству. Сёгунат находился в плену своей идеологии (распространявшейся и на природу, и на географию, и на всю среду обитания), а потому и его последующая реакция на угрозы, исходившие с Запада, оказалась совершенно неадекватной и закончилась его свержением.
392
Щепкин В. В. Трактат Хаяси Сихэй «Кайкоку хэйдан» как памятник военно-политической мысли Японии эпохи Эдо (1603–1867): Дис. канд. ист. наук. СПб., 2010. С. 23–24.
Показательно, что и другой ставший впоследствии знаменитым трактат «Синрон» («Новые предложения», 1825 г.), написанный самураем княжества Мито по имени Аидзава Сэйсисай (1782–1863), в котором допускалась возможность иноземного вторжения и содержались призывы к подготовке вооруженного отпора, длительное время распространялся в списках и без указания авторства. Князь Мито Наринобу, которому и был адресован трактат, не разрешил автору открытое распространение сочинения. Это и понятно: в духе конфуцианского дискурса размышления о существующих проблемах с неизбежностью предполагали неблагоприятное сравнение нынешней ситуации с благодатным золотым веком (т. е. сравнение ситуации «при сёгунах» и «при императорах»), а призывы к усилению боеготовности с такой же неизбежностью содержали критику существующего положения вещей и строя мыслей, при котором безграничная вера в божественность территории Японии парализующим образом воздействовала на волю политической элиты.
Аидзава полагал, что божественный предок японцев (имеется в виду первоимператор Дзимму) совершенно не случайно выбрал для проживания именно территорию Японии: «при основании срединной страны он исходил прежде всего из того, что облик этой земли обладает всем необходимым для развертывания здесь небесных дел». В предисловии к трактату во вполне привычном духе Аидзава характеризует благоприятное положение Японии, противопоставив ему западные страны. «Сообщаю свои скромные размышления. [Наша] божественная страна – это такое место, где восходит солнце, откуда исходит изначальная ки-энергия, где извечно наследники небесного солнца из поколения в поколение занимали императорский престол. [Япония] изначально занимает на Земле положение головы и служит образцом для десяти тысяч стран. Она воистину благосклонно освещает Вселенную, а культурность императора достигает любых пределов». Далее автор сообщает, что западные варвары, эти «подлые ноги», вознамерились попрать землю Японии. И это при том, что, согласно естественному порядку, Япония занимает «головное» положение. Хотя божественная страна «не отличается чрезмерной обширностью, ее предназначение – повелевать в любом уголке, поскольку в ней ни разу не случалось исправления имен [смены династии и революции]». Поскольку европейские страны – это ноги, то они и реализуют свою функцию движения и добираются до Японии. Что до окруженной со всех сторон морями Америки, то ее географическое («телесное») положение соответствует «спине» (или заду), а потому люди там «глупы» и не способны предпринять что-нибудь хорошее, что является следствием «природного естества». В другом месте своего трактата Аидзава еще более решительно подчеркивает, что Япония по своему природному положению является носительницей солнечного света и потому даже европейцы зовут ее «страной утра» (видимо, имеется в виду голландское обозначение Востока – morgenland), сами же европейцы проживают в стороне мрака. Японцы поэтому обладают всеми мыслимыми моральными достоинствами, а вот европейцы совокупляются с демонами и вознамерились уничтожить Японию, ее «солнечность» и небоугодную мораль [393] .
393
Аидзава Сэйсисай. Синрон. Серия «Нихон сисо тайкэй». Т. «Митогаку». Токио: Иванами, 1973. С. 134, 50, 145–146.
Аидзава Сэйсисай последовательно проводил мысль о благоприятном расположении Японии и его влиянии на нравы жителей. Он был убежден: если страна расположена там, где осуществляется «неправильная» циркуляция ки-энергии, то все учения (моральные установления) с неизбежностью будут носить там «дурной» характер. Что до Японии («божественной страны») и Китая, то они обращены в восточную сторону, туда, где восходит солнце, где зарождается солнечная энергетика, а потому и «учения» там «правильные». Поэтому «с начала Неба и Земли» там имелись представления о «пяти обязанностях» (одно из ключевых конфуцианских понятий – горин: между государем и подданным, отцом и детьми, мужем и женой, старшим и младшим, между друзьями). В особенности это справедливо относительно Японии, где люди изначально отличаются простодушием, безыскусностью и чистотой, а потому они естественным образом вступили на дорогу светлых божеств, не имея никакого понятия о сложных теоретических построениях. Что до Китая, то там люди имеют склонность к письменному знаку и потому создали изощренные учения, под влиянием которых китайцы легко впадают в ошибки [394] .
394
Там же. С. 252.
Однако после констатации непревзойденных качеств Японии и ее территории (что равносильно демонстрации лояльности) Аидзава утверждает, что «природный порядок» может быть нарушен злой волей людей, если таких людей наберется много (имеются в виду европейцы), а потому он призывает не сидеть, сложа руки, а готовиться к вооруженному отпору иноземцам, не ограничиваться береговой обороной, а обзаводиться собственным военно-морским флотом. Если Нисикава Дзёкэн констатировал, что земля Японии в силу ее географических условий представляет собой неприступную твердыню, то Аидзава Сэйсисай настойчиво предлагал превратить ее территорию в замок, а море – в ров с водой [395] . Собственно, в этом и заключалась «новизна» предложений Аидзава, не нашедшая поддержки у властей. Относительно именно такой пассивной позиции, выражавшей господствовавшую официальную точку зрения, Аидзава писал: «Мыслители в один голос вторят: „[Европейцы] – варвары, у них есть [только] торговые и рыболовецкие корабли, они не причинят больших беспокойств и крупных бедствий“. То есть делается расчет на то, что [европейцы] не придут и не нападут. [Такие мыслители] уповают на других и не рассчитывают на себя. Если спросить их, почему они ничего не делают и надеются, что на нас не нападут, они не найдутся с ответом. Как можно уповать на то, что эти люди избавят от попрания Небо и Землю?» [396]
395
Аидзава Сэйсисай. Синрон. Серия «Нихон сисо тайкэй». Т. «Митогаку». Токио: Иванами, 1973. С. 136.
396
Там же. С. 51.
Если оценивать в целом восприятие природной среды обитания в период Токугава, то следует признать, что она характеризовалась как чрезвычайно благоприятная для проживания с точки зрения как положения в мире, так и изобильности и климата. Считалось, что эти благоприятные условия порождали «несравненный» тип государства, общества, человека, морали. Связка земля-люди осмыслялась как однозначная и жесткая, она обеспечивала условия для оптимистического восприятия жизни и была хорошо приспособлена для автаркического существования. В то же самое время такой тип географического детерминизма служил серьезнейшим препятствием для выработки адекватных ответов на вызовы внешнего мира. В середине XIX в. европейские державы проделали операцию по «открытию» Японии, – операцию, которая не стоила им слишком многих сил.
Сады радости
В оптимистическом дискурсе эпохи Токугава переосмыслению подверглись не только общие характеристики страны под названием «Япония», но и жизнь ее обитателей. Жизнь этих людей выступает как продолжение «жизни земли». Тон задавали те мыслители (преимущественно конфуцианского толка), которые призывали думать не о потусторонней жизни человека, а о жизни «посюсторонней». При этом они концентрировали свое внимание не на ее печалях, а на радостях. В их сочинениях человеческая жизнь перестает пониматься как юдоль печали, поэтому мыслители восхваляют долгую жизнь, а медики и гигиенисты не покладая рук трудятся над тем, чтобы ее продлить. Одно из именований буддийского рая – Край вечной радости. Эта страна расположена на небесах, попасть туда можно только после окончания земного пути. Конфуцианские же мыслители эпохи Токугава оперировали понятием «радость» (раку) применительно к жизни на этой земле.
Один из наиболее читаемых и плодовитых авторов этого времени – конфуцианский ученый Кайбара Экикэн (1630–1714). Он написал множество поучений – относительно основ семейной жизни, воспитания детей, медицины, гигиены, продления жизни и т. д. Среди его трудов есть и «Поучение в радости» («Раккун», 1701 г.) [397] . В трактовке Кайбара Экикэн понятие «радость» предполагает радость спокойную, умиротворенную и несуетливую. Сочинение такой направленности не могло появиться в предыдущий период, когда в обществе господствовали жизнеотвергающие настроения.
397
Своим анализом этого произведения мы во многом обязаны следующей работе: Имахаси Рико. Эдо кайга то бунгаку. Бёся то котоба-но Эдо бункаси. Токио: Токе дайгаку сюппанкай, 1999. В особенности см. с. 265–270.