Терракотовые сестры
Шрифт:
А к чудесам, ставшим приятным дополнением к неоднозначной реальности, Мэй отнесла свойство платья восстанавливаться из лохмотьев. Подаренные еще в горах одежды, изодранные в Лотосовом дворце и в схватке, теперь сияли. Словно вода, на время разделенная преградами на струи, соединяется вновь в чистую гладь, синие шелка срослись в блестящее полотно. «Фея на драконе» снова имела вполне легендарный вид.
На закате третьего дня Лунь выбрал для ночлега странное место. Пустая голая степь раскинулась внизу. Ни полей, ни деревушки, чтоб рассчитывать на тепло очага. Только у подножия горы, возвышающейся одиноко, горело несколько
Мэй приняла мужчину за мертвого, но все же подошла, мечом коснулась груди лежащего. Он еще дышал, но жизнь уходила из него с каждым мгновением. Умирающий только повернул голову, ни на что другое сил у него не хватило. Женщина, присев на землю, приподняла его голову. И с прикосновением словно увидела то, что видел и чувствовал он: клятва, ссора в степи, предательский удар, девушка-полонянка, желание защитить, опасность, чудовище…
Образы пронеслись молниеносно, и Мэй поняла, что раненый даже сейчас жаждет помочь так же сильно, как и выжить. Но его кровь из раны не останавливалась. Сознание угасало, растворяясь в боли, как соль в воде. Тело человека обмякло. Как никого прежде, Мэй захотелось вылечить именно этого человека. Чужого, увиденного в первый и, возможно, последний раз, но, разумеется, не случайного встречного на пути – его благородство и верность слову задели ту, которая сама еще недавно жила обманами.
Мэй прижала ладонь к своей щеке, согревая, и положила ее на лоб мужчины. Горячим потоком силы, заструившимся через пальцы, смыла боль из его тела, представила, как заживает рана. Но он потерял слишком много крови, чтобы просто встать. Уверенности, что он сможет выжить, у Мэй тоже не было. Но он уже не страдал: боль ушла. «Если он и умрет, то легко, как заснет», – решила для себя она.
Лунь завозился, как гигантская собака. Повернул морду и наклонился, заворчал, зашипел недовольно, изогнулся, ударил лапой.
– Ревнуешь? – неожиданно для себя спросила Мэй.
Лунь отвернулся.
– Ты же сам меня привез сюда, а значит, не случайно. Тут, в волшебном мире, случайностей, похоже, совсем не бывает. Мы будем спасать девицу, которую он, – Мэй кивнула в сторону раненого, – попытался защитить… да-да, хозяйка озера мне показывала эту картинку в зеркале судьбы, помнишь?
Лунь шумно вздохнул, посмотрел на женщину как-то грустно и склонил голову в знак согласия.
– Там еще конь был, – припомнила Мэй. – Тут поблизости никаких лошадей нет?..
Глава 6
Полуденные тени, маленькие и корявые, бросались под ноги, искажая очертания вещей.
– Дальше я знаю, – Казакова не нарочно перебила Мэй, – но рассказ твой даже невероятнее моего. А почему Лунь не улетел сразу, как только отвлек страшилищ?
– Дал мне возможность подойти к тебе поближе, – просто объяснила Мэй. Просто и жестоко, с практичностью врача или торговца. – Уже полдень, сейчас за нами придут…
«…И мне пора прекратить дозволенные речи. Сестра-Шахерезада, блин», – почему-то со злостью подумала Маша. Сама не поняла, почему рассердилась. Тело болело, а тут снова надо куда-то идти. А если не пойдешь, то…
Додумать эту мысль ей не удалось. В сторону их юрты двигалась
Девушки встали и поклонились с почтением. Слов не требовалось. Пара взглядов, два кивка головы: «Мы готовы!», и Мэй закинула меч себе на плечи, зашагав вперед, к краю стойбища. Маша держалась рядом, надеясь на то, что танцы с китайским мечом-кладенцом произвели достаточно сильный эффект на давснов, чтоб им не пришло в голову поупражняться в стрельбе с близкого расстояния.
Китаянка шла не оглядываясь, гордо распрямив спину. Рукава синих одежд колыхались в такт шагам. Казакова же иногда поддавалась желанию взглянуть, что там у них за спиной. Да и страшновато как-то. К своему удивлению, она заметила, что к процессии присоединяется все больше и больше народа. Из каждой юрты, мимо которой они проходили, хоть кто-то да догонял старейшин. Вот уже и мужчины, и женщины, и подростки, и старики шли к рубежу, за которым еще утром их ждала мучительная смерть от черного тумана. Держались в отдалении, но шли. В чистых одеждах, без скарба, но с оружием. В ярких украшениях – женщины. Малыши – с игрушками. И все молчали.
«Они же умирать идут! – поняла девушка. – Потому и одежды чистые, и украшения, и игрушки детям. Они собрались в последний поход!»
Никто не проронил ни слова, никто; даже дети не просили пить в полуденную жару. Путь, который ночью казался длинным связанной Казаковой, днем оказался не таким. Закончились белые соляные торосы, присыпанная пылью соль уже не сияла белизной. Давно остались позади столбики с рапой. Зато залетали шарики перекати-поля. Вот уже серый грунт под ногами девушек, еще чуть дальше начиналась ковыльная степь, и в ней звенели кузнечики. Мэй остановилась там, где начала расти трава.
Китаянка с мечом резко обернулась. Маша еле успела посторониться. Давсны робко топтались на просоленной почве. Даже старейшина выглядел растерянным.
– Час истины. – Мэй словно не к властному старцу обращалась. – Эта земля очищена и не несет больше опасности. Вот я стою на ней и моя названая сестра рядом, и дышим обе. Вчера в битве ночью я читала из Тибетской книги мертвых и усыпила тех, кто ищет покоя уже сотни лет.
Затем Мэй приставила меч к своему горлу и сделала шаг вперед, к давснам. Матовый клинок поглощал свет, каменная рукоять лежала в женских пальцах, направленная к людям. Казакова поняла замысел китаянки.
– Пусть смелый сделает шаг и проверит мою честность. Он же сможет покарать ложь нефритовым мечом справедливости. Нужно только сделать шаг вперед. Толкнуть меч хватит сил даже у умирающего ребенка. – Женщина нажала на клинок, и острое как бритва лезвие оцарапало кожу. Этот жест должен был убедить сомневающихся.
«Народ безмолвствует», – отметила про себя Маша. И не могла не заметить, как двое с луками уже наложили стрелы на тетиву, не сводя глаз с Мэй. Явно ждали команды старейшины. Тот же обернулся к своим: