Территория нелюбви
Шрифт:
Я так и не решилась задать сестре этот вопрос. Сегодня мы впервые проговорили с ней так долго и обо всём. Как будто мы две подружки. У меня никогда ещё не было подруги, а сегодня мне даже понравилось. Правда, болтала по большей части совсем неболтливая Алекс. Она говорила о своей работе, о парнях, строила планы на будущее… А ещё разглядывала мою татуировку и с блеском в глазах мечтала о собственной.
Лишь раз она включила старшую сестру и строго спросила, когда я начну серьёзно относиться к учёбе. Я послала её в задницу, и мы снова стали подругами. Ну, разве могла я это разрушить
Это ведь нормально… Нормально?
А что он видит во мне? Я могу сколько угодно говорить себе, что я слишком мелкая и мои формы не притягивают мужской взгляд… Но я ведь вижу, что Рябинин ко мне неравнодушен! Не могу же я быть такой заблудившейся дурой…
А если он снова откажется от меня? Что мне тогда думать?
Не проверю — так и не узнаю! Вот тогда и подумаю.
А может, развернуться назад? Сколько можно штурмовать эту неприступную крепость?
Да ну сколько — до победы!
Но у меня же должна быть… ну-у… гордость там… честь… девичья…
Но я лишь сильнее выжимаю педаль газа и задаю своим мыслям рабочее направление. День труда, однако!
16.5
Домище господина Рябинина встречает меня тёмными окнами. Всё же мне следовало его предупредить.
— Аюшка, детка! — встречает меня домработница Люся. — Как хорошо, что я не успела уйти! Пойдём я покормлю тебя.
— Ой, да я не голодная, Люсь, — нагло вру, не желая отвлекаться от главного. — А Пал Ильич где?
— Да у себя он, — заговорщически шепчет Люся. — Но ты к нему сегодня лучше не лезь, он что-то сильно не в духе. Нервный какой-то, даже ужинать не стал.
Как это «не лезь»?! А за каким хреном я сюда припёрлась? Ещё как полезу!
Эх, слышал бы меня Вадька!
С тяжелым чувством легкого голода я выдерживаю экскурсию по кухне, с терпеливым нетерпением выслушиваю Люсины указания и с великим облегчением провожаю её за ворота.
Пал Ильич обнаружился у себя. Но не в себе.
— О-о-о, Айчик… Ик!.. Пардон… — выставляет ладонь вперёд, из которой едва не выскальзывает зажатая меж пальцев бутылка. С грустью отмечаю, что она пустая. А я думала, что он не пьёт…
Что за непруха?!
— А я думал, ты не приедешь, — Рябинин пьяно улыбается.
Кажется, мы оба ошиблись…
— Я тебе звонил… раз… много.
Раз сто! И что?! Я же вот! А ты… Эх, ты!
— Хотел… искать… опять…
— Вижу, что нашёл! — киваю на бутылку и, развернувшись, покидаю комнату.
— Ай! Айка!
В обе руки балалайка!
Не, ну что — честь на месте… всё по чести!
Вот же козёл! Как ловко соскочил… Ну и пошёл ты… На сук!
Эта
«На сук!» — мысленно, но яростно скандирую, пытаясь забыться сном… И, наверное, даже во сне.
«Козёл!» — первое, что приходит в голову, когда я просыпаюсь. В четыре утра. А второе — «Козёл наверняка протрезвел! Если, конечно, не догнался…»
«Попытка… Ещё какая пытка!» — это третье, но на решение уже не влияющее.
После душа я долго рассматриваю себя в зеркале и с тяжёлым вздохом напяливаю нижнее бельё. А ещё подумав, заматываюсь в простыню.
Ну! Пошла! С честью!..
Долго же я собиралась! Чёрт, уже светает, а я без сисек…
А как лучше сделать-то — позвать его сразу или молча рядом прилечь? Ну и чего — так и моргать рядом, пока он сам не проснётся? А если он проснётся и испугается? Как зарядит мне с перепугу по хрюнделю!..
Так и не договорившись с собой, я добрела до спальни.
Сейчас или никогда! Сейчас!
А запах в спальне совсем не рябиновый… Как из бутылки!
— Айя? — совершенно не сонный голос.
Этот вариант я как-то не продумала…
Павлик?
Не — бред! Лучше молчать.
— Айка, что случилось?
Была-не была!
Я отважно сбрасываю на пол простыню… И первое желание — удрать. Потому что Рябинин мгновенно катапультируется из постели и, путаясь в одеяле, летит на меня.
Неужели так возбудился?
Я растерянно отступаю назад, но в тот же миг поймана в крепкие и жаркие объятия… одеяла.
— Айка, ну зачем? — бормочет мужчина моей мечты, кутая меня до самого носа. Лишь бы не видеть… — Маленькая моя…
— Вы из-звините, дядь Паш, — выдавливаю из себя, не в силах победить стук зубов. — Я подумала… что нужна Вам…
Я резко дёргаюсь, пытаясь вырваться из его рук.
Бежать! Бежать отсюда!
— Айка… Айка, девочка моя, погоди… — он обхватывает меня поверх одеяла и бормочет в макушку: — Ты всё не так поняла… Ты нужна… Очень мне нужна! Больше всех на свете!.. Я же твой отец… Папа твой!
Папа…
Мозги навылет!
И лишь одна чудом зацепившаяся за ухо мысль обидно нашёптывает:
«Это стоп-слово, что ль такое, чтоб я на его честь не покусилась?..»
16.6
— Это неправда!
Закутанная в кокон из одеяла, совершенно очумевшая и обессиленная, я сижу на коленях Рябинина, не в силах пошевелиться. Мой раненый мозг просто не в состоянии обработать обрушившуюся на меня информацию и, придавленная этой шокирующей новостью, я уже в сотый раз повторяю: