Территория пунктира
Шрифт:
— Пришёл тебя спасти, — закончил я за него. — И спасу.
— Но зачем? Ах, оставь меня. Я заслужил смерть.
— Заслужил, согласен. Но есть люди, которые думают иначе. В Остии стоит корабль, который доставит тебя в Меотийские болота [35] . Там ты будешь в безопасности.
— В безопасности в болоте? Спикул, это не логично.
Я на мгновенье растерялся. О какой логике может говорить человек, у которого руки по локоть в крови?
— А целый город спалить ради какого-то там вдохновения логично? Ты мать свою убить
35
Азовское море.
— Гаага? — не понял он. — Это какая-то германская богиня?
Я шмыгнул носом.
— Ну… кхе… типа того… Незаморачивайся. Давай потихонечку ножками и на улицу.
В вестибюле послышались шаги, упало что-то тяжёлое и покатилось по полу. Нерон сжался и спрятался за мою спину, и уже оттуда прохрипел:
— Это они. Посланцы Сената. О, боги! Не я ли дал им власть в руки и доверил управлять империей? А они… Они посадят меня в колодки и будут сечь розгами до тех пор, пока последние искорки жизни не покинут моё несчастное тело. Да, да, именно так — сечь розгами, — и завизжал. — Спикул! Не отдавай меня им, не отдавай!
Абсолютный неадекват. Только что требовал убить его, и уже молит о спасение. Вот здесь точно полное отсутствие логики. Впрочем, смерть смерти рознь. Одно дело пуля в голову или яд в стакане, и совсем другое — костёр, крест и прочие изобретения цивилизации, которыми этот человек не гнушался пользоваться во время своего правления. Его не спасать, его в Мордовские леса на вечное поселение и маску на рожу, чтоб не кусался.
Нерон никогда мне не нравился, так что я и рад был бы отдать его посланникам Сената, да не мог. Любая попытка отступить от намеченного плана, вызывала невыносимую головную боль. Я только подумал, а мозг уже свился в жгут, заставляя меня плеваться словами:
— Не отдам! Не отдам!
Боль отпустила. Я выдохнул и поманил юношу-евнуха:
— Кастрат, отведи императора в перистиль. Там есть выход на улицу, рядом повозка. Она отвезёт вас в Остию.
— А как же ты? — вновь встал в позу Нерон. Удивительно насколько быстро у него меняется настроение: страх, безволие, торжество — и снова страх, безволие, торжество.
— Я догоню вас.
Дверь распахнулась от удара ноги. Петли не выдержали, покосились, и тяжёлое полотно хлопнуло об пол. Нерон вздрогнул, а я сделал два быстрых шага вперёд.
На пороге показались легионеры городской когорты. Овальные щиты, пилумы, имперские шлемы — всё в лучших традициях кинематографа. Надеюсь, бьются они так же, в том смысле, что падают и умирают от малейшего прикосновения, иначе императора мне не спасти. Легионеры встали поперёк атриума, опустили щиты на пол; двое по центру разошлись, пропуская центуриона, и снова замкнули ряд.
Центурион осмотрелся, увидел Нерона и ткнул в его сторону командирским жезлом:
— Гражданин Агенобарб, Сенат Рима призывает тебя. Ты пойдёшь со мной по доброй воле или я поведу тебя силой!
— Я всё ещё император, — несмело вякнул за моей спиной Нерон. Я уже успел убедить его
— Эй, кастрат, — не оглядываясь, позвал я, — тебе сказали, что делать. Выполняй.
Юноша-евнух подбежал, бережно взял Нерона под локоть и повёл императора в перистиль. У самого выхода Нерон вдруг обернулся.
— Спикул, верный друг мой, я совершил много преступлений и не горжусь этим, но что бы обо мне не говорили, Рим я не поджигал. Слышишь? Не поджигал!
Я кивнул: слышу, и как пожарного, эти слова меня порадовали. Ненавижу поджигателей. Но сейчас было не до исторической правды. Центурион махнул жезлом, и двое легионеров бросились за императором. Я не стал вытаскивать меч, встретил одного прямым в челюсть, и он осыпался мне под ноги, потеряв и щит, и пилум. Второй остановился в нерешительности и глянул на центуриона.
— Раб, как ты смеешь препятствовать посланцам Сената? — рявкнул тот.
Получилось у него чересчур театрально, и я подумал: а насколько реально всё происходящее? Может быть, я заработал травму на пожаре, и сейчас нахожусь в больнице, в коме, а все эти калибровки — злая шутка моего повреждённого мозга? То, что я вижу картины прошлого и даже моё участие в них, легко объяснить тягой к истории. Древний Рим, Махно, покушение на Франца Фердинанда — обо всём этом я когда-то читал, и вот вам отражение прочитанного…
Центурион ударил меня жезлом по лицу. Я отшатнулся. Из разбитых губ закапала кровь. Я облизнулся — на вкус совсем как настоящая. И на вид. И вообще. Не, какая тут больница? Всё реально.
Центурион снова замахнулся. Я перехватил его руку за запястье, развернул и острый конец жезла вбил ему в глазницу. Подобрал пилум, отбил подтоком летящий слева меч, прямым ударом ноги отбросил второго легионера, перехватил пилум хватом сверху и метнул в третьего. Второй начал подниматься, и я коленом ударил его в лицо.
Всё случилось в одно мгновенье. Центурион лежал на спине, ноги его подрагивали в конвульсиях, вокруг головы растекалась кровь. На мраморном полу она выглядела как клейстер. И как приговор.
Иллюзий я не испытывал — все калибровки заканчиваются смертью, и эта закончится так же. Мне лишь бы продержаться подольше, чтобы дать императору время спастись. Мысли толкались в голове и утверждали, что он этого заслуживает, хотя шлейф из преступлений за ним тянулся такой, что Джек Потрошитель на его фоне казался первоклассником. Ладно, постараюсь.
Но подольше не получилось. Легионеры подняли пилумы и метнули в меня. Два пробили грудь, один вошёл в низ живота, один пролетел мимо и чиркнул наконечником по стене таблиния. Я устоял и даже попытался сделать шаг вперёд. Не сдамся… Но удержать тело сил не было. Оно завалилось набок, моё сознание выпросталось из него, как бабочка из кокона, поднялось под потолок, и последнее, что я увидел — сиреневый туман…
Глава 11
Я дышал глубоко и часто. Болела грудь, болел живот. Хотелось прикоснуться к ним и проверить, есть ли там раны. Они должны быть, потому что я чувствовал, как длинные наконечники римских дротиков входят в тело, разрывая плоть и ломая кости.