Территория вторжения
Шрифт:
Володя с удовольствием стал рассказывать:
– У нас каждый день что-то случается, ты же знаешь! Вчера вот моя опять скандал устроила, пар спустила, теперь довольная ходит!
– Что на этот раз, что-то новенькое выкинула?
– Да, как обычно, знаешь, с ерунды заводится! – Машет рукой Володя. – Сериал ее любимый, видите ли, перенесли на другое время. Сидела, ждала его, нас с детьми всех извела, а потом…
– Эх, сосед. Жалко мне тебя. Ты ж нормальный мужик!
– Да, Никита, – вздыхает сосед. – Так оно все, конечно, со стороны. Только дети же у нас. Как я без них, сорванцов? Совсем загнусь. Да и затюкает она ребятишек в конец. А пока я рядом, так хоть на себя принимаю какой-то удар, ребяткам
– Ну, понятно, это дело ваше! – Я свернул на другую улицу. – Давай, сосед, я побежал дальше!
– Беги, беги, пока молодой! – Володя махнул мне рукой, завернул к магазину.
До больницы с проспекта рукой подать: две пятиэтажки, триста метров пустыря и вот уже шлагбаум въездных ворот. Виртуозно огибая медлительных старушек и мамаш с пищащими детьми, я добежал до корпуса приемного отделения. Залетел в холл, осмотрелся, не сразу нашел окошко администратора.
– Здравствуйте! – сказал я, дождавшись своей очереди. – К вам вчера поступил Глеб Громов без сознания. Можно узнать где он, как, что с ним, пройти к нему можно?
– Так, поспокойнее, молодой человек! – остудила меня грозная тетка в окошке. Поправила очки и стала медленно листать журнал, водя толстым пальцем по строчкам. Наверное вечность прошла, пока она не нашла нужную запись. – Громов Глеб находится в реанимации. Состояние удовлетворительное, но стабильное. Посещения запрещены.
Потом подняла на меня глаза, сдвинула очки.
– Еще вопросы есть? – посмотрела мимо меня. – Следующий!
В этот миг я заметил кое-что странное в ее глазах. Бесцеремонно отодвинутый из очереди ворчливым пахучим дедом, я обреченно побрел прочь. Но ее глаза все глядели на меня пугающим выражением. До меня не сразу дошло, что же было в них не так. Словно заворожили они меня. Только выйдя за ворота больницы, я понял: у нее не было зрачков, зрачки растеклись по белому глазному яблоку грязно-серым пятном, стремящимся стать полностью черным. Черные глаза.
Вот, подумал я, началось.
Глава 3.
Понедельник, как известно, день тяжелый.
Ночью спал плохо, какая-то муть все снилась, но не кошмары, к счастью, поэтому с утра я кое-как соскреб себя с кровати, накормил кота, напился кофе и двинул в офис.
Маринка еще спала, а что ей еще делать, когда ее мелкооптовая фирма в кризис самораспустилась, а найти работу в таком городке как Нытва, с населением в двадцать тысяч человек, практически нереально. Ну, пусть посидит пару недель, а потом идет устраиваться хоть продавцом-кассиром в ближайшую «Пятерочку» – я в этом смысле полностью поддерживаю идею равноправия полов, и содержать ее не собираюсь, мне бы кота прокормить.
Я взял у нее телефон Светки, подруги Глеба, чтобы через нее узнать, что с ним вообще такое, но в воскресенье дозвониться до нее не получилось. То ли она на дежурстве как раз была, то ли еще где, в общем, трубку так и не взяла.
Утро выдалось зябкое, небо затянуто плотным серым одеялом, моросит мелкий, как пыль, дождь. Я накинул капюшон, спрятал руки в карманы и влился в поток таких же скрюченных бедолаг, ручейками стекающихся в полноводную реку работяг. Людская река лилась в одном русле – спустившись с проспекта к набережной пруда, вдоль него плывем через узкий коридор дамбы, огибающей плавно пруд, а сразу же на другой стороне канала за длинным бетонным забором раскинулись корпуса некогда огромного градообразующего металлургического завода. Наверное полстраны и еще несколько лояльных нам стран с востока мы снабжали столовыми приборами из нержавеющей стали, а также десятки предприятий военно-промышленного комплекса биметаллическими заготовками гильз для патронов и снарядов разных калибров. На заре демократического развития и закате военных заказов был открыт цех по производству монет. Сейчас, спустя двадцать лет, все это понемногу заглохло. И часть цехов и административных зданий завод сдает под офисы и прочие непрофильные заведения.
Вот и наша контора находится на территории завода, куда я через проходную влился в общем потоке бухгалтеров, слесарей, секретарш и прочих металлургов.
Офис наш состоит из двух смежных кабинетов: один занимают бухгалтерша Алевтина Анатольевна, дама солидная, но неопрятная, и директор Пал Палыч, хмурый, лысый, который вечно отсутствует, но появляется всегда неожиданно. Второй кабинет поменьше и тут со мной ютятся еще двое, не считая Глеба: завхоз Петрович и младший менеджер Серый. Веселые они ребята, не соскучишься! Каждый день они чуть ли не дерутся. Петрович – седой, усатый, военный пенсионер, старой закалки, еще видимо сталинской, потому что никакие перемены в стране его словно и не касаются. Он до сих пор считает коммунизм – реальным будущим России, и всячески наставляет всех, кто попадется под руку в духе коммунизма. Попадается ему в основном Серый – студент-заочник, худой, картавый, с толстыми линзами на глазах – типичнейший современный тинэйджер, этакий подросток-переросток.
И вот Петрович, всегда твердый в своих убеждениях как скала, и Серый, верткий, красноречивый и, как сейчас принято среди выросшего после перестройки поколения, – самоуверенный и упрямый, – постоянно спорят обо всем, начиная от правильного питания до переустройства общества и будущем Человечества.
Я же у них, в отсутствии в офисе Глеба, часто выступаю в роли рефери, хорошо что и полномочиями для этого наделен – все-таки старший менеджер по продажам, почти заместитель директора. Хотя, по правде говоря, у меня от них часто просто голова пухнет. Споры-то в основном выеденного яйца не стоят. В редкие дни, когда в офисе бывает Глеб – эти двое себя так не ведут: Глеб по-мужски быстро ставит обоих на место, не любит он пустой болтовни и споров. И аргументы у него все налицо: сто девяносто сантиметров роста помноженные на сто десять килограмм мускулатуры и возведенные в степень контрактной службы в местах, которые никому бы из нас знать не хотелось.
Сегодня же, стоило мне выйти из лифта на этаже офиса, как я сразу услышал их спор.
О, Господи, подумал я, только не сегодня.
Но в этом был и плюс: значит, шефа в конторе тоже нет.
Открываю дверь, и тут передо мной оба красавца в позах баранов на мосту.
– Ну вот скажи ты мне, Никита, – накидывается с порога раскрасневшийся и вспотевший Петрович, чуть не сбив меня с ног, – жена должна слушать мужа своего?
– Опять вы с утра пораньше, – уклонился я, обходя его по безопасной дуге.
– Нет, ты просто ответь! – настаивает на своем Петрович.
– Ну, наверное должна, – отвечаю и протискиваюсь к своему столу у окна. Новая тема сегодня, что ее спровоцировало, интересно?
– Вот! – удовлетворенный поддержкой, Петрович обращается к расплывшемуся в снисходительной улыбочке за своим столом Серому, – понял, что старший менеджер говорит?
Серый, игнорируя его торжествующий вид, поправляет очки и тоже обращается ко мне, картавя от возбуждения сильнее, чем обычно.
– Ладно! Никита, а вот тепегь ты мне скажи: у нас женщины и мужчины гавны в своих пгавах?
– Равны, – соглашаюсь быстро, включая компьютер.
Тем временем Серый продолжает разглагольствовать.
– Значит, не может муж командовать своей женой, так же как и детьми, допустим?
– Получается так, – не думая, соглашаюсь я.
Серый многозначительно разводит руки в стороны, показывая Петровичу, что его теория разбита в пух и прах. Покрывшийся пятнами Петрович подскакивает к моему столу вплотную.