Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий
Шрифт:
Делегаты боялись открыто критиковать политику террора. Никто не осмелился сказать, что «враги народа» могли быть честными людьми. Но рассказывая истории простых рабочих, в отношении которых должностные лица допустили ошибки, они использовали уловку, которую применил Сталин в своей речи на январском пленуме ЦК ВКП(б) 1938 года. Воронина привела в качестве примера случай с железнодорожным рабочим Рыжковым, который шестнадцать лет проработал на производстве в паро-котельном цехе. Издавна железнодорожников традиционно отличала высокая политическая активность. Из-за арестов в их профсоюзах уменьшилось количество рабочих и профработников. Рыжков, никогда не имевший отношения к оппозиции, вызвал гнев начальников за то, что критиковал плохие швы на паровых котлах. Его обвинили в пьянстве и уволили с работы. Он написал заявление, где указал на «много безобразий» в цехе. Комиссия все расследовала, нашла его замечания правильными и предложила восстановить Рыжкова. Но начальство вместо этого предъявило ему десяток новых обвинений. Воронина сослалась на этот случай, потому что Рыжков, бесспорно, образу «честного рабочего», который старался хорошо работать, но был обвинен «извращенными руководителями». С ее точки зрения, история Рыжкова является иллюстрацией того, как преданных людей превратили в жертвы, вынужденные бороться за свое восстановление на работе. Она умело повернула тему: вместо разговоров о том, как привлечь больше рабочих к поддержке репрессий против коррумпированных профработников, совещание перешло
Воронина привела много подобных примеров историй рабочих, имевших долгий трудовой стаж и политически совершенно безупречных. В одной истории говорилось о текстильщице Лукьяновой — члене пленума ВЦСПС, проработавшей тридцать лет на текстильной фабрике в Иваново. В 1929 году Лукьянова навестила родственника и произнесла тост за гостя из Польши, который в то время у него находился. Через восемь лет поляка арестовали как троцкиста, а Лукьянову выгнали с работы, исключили из профсоюза за общение с «врагом народа» [57] , ее дочь исключили из комсомола. Вернувшись домой, Лукьянова накинула себе петлю на шею. Хорошо, что увидели соседи, спасли, вытащили из петли. Сын Лукьяновой обратился с ходатайством в ЦК Союза. Она была восстановлена в профсоюзе, но завком предприятия был против ее восстановления на работе. Наконец, вмешался ВЦСПС. Воронина назвала так много людей, уволенных из-за клеветы, что в стенограмме совещания появилась запись: «Если не будем устраивать на работу честных людей, то будут вытаскивать людей, отдавать под суд». {434} Многие рабочие, не имевшие никакого отношения к деятельности оппозиции, пострадали из-за необдуманного замечания, случайного контакта или неуместной критики. Делегаты обратились к этим историям не только для того, чтобы восстановить справедливость: это была завуалированная критика политики террора. Не имея возможности высказываться прямо, они использовали сакрализованную фигуру рабочего, пострадавшего от несправедливости, чтобы попытаться предотвратить сумасшествие. Стратегически верно выбранные примеры также показали, что можно критиковать, а что нельзя. Было возможно защищать рабочего, непричастного к оппозиции, но категорически нельзя было допустить, что «враги» являются лишь плодом воображения или что бывшие оппозиционеры не были «врагами». Делегаты восприняли речь Сталина как сигнал к возврату к нормальному состоянию. Не осмеливаясь открыто критиковать охоту на «врагов», они дали многочисленные примеры клеветы и пытались найти реально возможные пути исправления ошибок. Но восприняли они этот сигнал неверно. Несмотря на допустимость критики, делегаты не могли остановить или даже замедлить темпа репрессий. Фактически, они продолжали участвовать в заговоре, целью которого было расширение масштаба репрессий. В 1938 году ВЦСПС продолжал проверки многочисленных профсоюзов — точно так, как эти проверки описывали делегаты. Профсоюз текстильных рабочих был втянут в полемику, в профсоюзе рабочих железных дорог Востока и Дальнего Востока аресты значительно сократили штат профработников. В одном только этом профсоюзе общее число уволенных, арестованных или исключенных из партии профработников составило 239 человек. В одной докладной записке было указано, что в прилагаемом списке указаны имена репрессированных и снятых с работы руководящих профработников от линейных комитетов до Центрального комитета. {435} НКВД не упустил возможности нанести удар. С января по декабрь 1938 года еще пятнадцать профсоюзных руководителей были арестованы и исключены из пленума ВЦСПС — органа, в состав которого входили председатели ЦК профсоюзов. Новые руководители, заменившие арестованных в 1937, теперь сами были арестованы. {436}
57
У автора ошибка. В 1929 году к Лукьяновой пришла в гости невестка с подругой по имени Поля, с которой впоследствии Лукьянова больше никогда не встречалась, но Полю действительно спустя некоторое время признали троцкистской. И хотя Лукьянова была бессменным членом пленума профкома, активисткой, ее исключили из пленума, и вообще из профсоюза. А дочь ее уволили с работы (см.: Носач В. И., Зверева Н.Д.Расстрельные 30-е годы и профсоюзы. СПБ: Изд-во СПбГУП, 2007) (прим. ред.).
4 января 1938 года ВЦСПС начал чистку в профсоюзной печати, в ходе расследования состояние работы было признано «неудовлетворительным». Согласно докладу проверяющего, «аппарат редакции» газеты «Труд» — центрального печатного органа ВЦСПС — был «засорен чуждыми и сомнительными людьми». Тираж газеты в 100 тыс. экземпляров был слишком невелик, чтобы газета доходила до всех заводских комитетов, не говоря уже обо всех членах профсоюза.
Профсоюзные журналы не могли удовлетворить потребностей активистов, а 10 газет, издававшихся отдельными профсоюзами, были «совершенно неудовлетворительны, аполитичны и беззубы», их нужно было закрывать. В отчете по результатам проверки Профиздат обвинялся в том, что практически перестал издавать книги и допустил «грубейшие политические ошибки» в нескольких брошюрах. В аппарате редакции засело много «врагов». Выяснилось, что более шестидесяти сотрудников некогда были членами других партий, принадлежали к антипартийным группам или к бывшим привилегированным кругам, включая дворянство и духовенство. Многие имели связи с заграницей. В отчетном докладе настоятельно требовалось немедленно всех расстрелять. Из поименного списка сорок один человек подлежал дальнейшей проверке. Краткий обзор их биографий обнаружил «преступления», которые поставили их под угрозу: кратковременное пребывание за границей или на территории, занятой белыми во время Гражданской войны, наличие родственников за границей, высшее образование, полученное при старом режиме. Несколько евреев, работавших в Профиздате, некогда были членами Бунда, другие входили в партию эсеров. Среди партийных работников почти четверть вступила в партию во время Гражданской войны. Так что не удивительно, что ВЦСПС обнаружил среди работников Профиздата высокообразованных представителей бывшей элиты и искушенных в политике старых революционеров. Эта была группа бывших белогвардейцев и красноармейцев, работавших бок о бок, коротко говоря, именно та группа, которую следовало подозревать в оппозиционности. {437} , [58]
58
Названия профсоюзных журналов: «Вопросы профдвижения», «Вопросы страхования», «Клуб», «Гигиена труда», «Техника безопасности», «Жизнь глухонемых».
ЦК ВКП(б) — сверхчувствительный к «врагам» в любом учреждении, занимавшемся средствами массовой информации, немедленно занялся этим делом. Руководитель Профиздата Е. О. Лернер был уволен [59] , оставшимся работникам пригрозили, что, если они не будут соответствовать «большевистским требованиям», то их также уволят через двадцать дней. ЦК партии сообщил в ВЦСПС, что профсоюзная печать пребывает в «неудовлетворительном состоянии», и работников печати необходимо заменить. Профсоюзным газетам было дано задание организовать группу рабочих корреспондентов (рабкоров)из рядов стахановцев и ударников труда, было высказано неодобрение в адрес профсоюзных журналов за отсутствие в них практических материалов, нужных для цеховых активистов. ВКП(б) закрыл несколько профсоюзных газет, увеличил тираж «Труда» до 250 тыс. экземпляров и переименовал ряд журналов. {438} Таким образом, было покончено с самостоятельностью газет, которые издавались небольшими профсоюзами, в профсоюзной печати доминировала газета «Труд».
59
У автора ошибка. Речь идет об О. Е. Лернер, члене ВКП(б) с 1904 года. Ей было поставлено в вину недонесение о контрреволюционном разговоре, который состоялся в ее присутствии (прим. ред.).
Начиная чистку в собственных органах печати, ВЦСПС продемонстрировал шизофрению, свойственную многим организациям и людям во время террора. Во время работы пленума, когда руководители с трудом скрывали свое возмущение бесконечным потоком увольнений, исключений и арестов, в профсоюзных газетах был опубликован доклад, который гарантированно обеспечил новое кровопускание в штабе профсоюзов при содействии печати. Как можно объяснить «двойственное мышление» — образ мыслей, ведущий к продолжению террор и в то же время осознание вреда, который он наносит?
Заключение
Руководители ВЦСПС и профсоюзов не были беспомощными жертвами репрессий. Они не жили не в изолированной среде, не были наивными подростками или обиженными судьбой простаками, старавшимися изо всех сил понять необъяснимое социальное явление. На самом деле они представляли собой институты власти и были глубоко вовлечены в проведение политики террора, будучи одновременно и мучителями, и жертвами. Если бы не их желание и активная помощь, то количество жертв могло быть гораздо меньше. Фактически можно утверждать, что если бы руководители ВЦСПС или профсоюзов действовали не так активно, репрессий в профсоюзном движении могло не быть. Ни одно общественное явление не может существовать без участия человека, и репрессии в ВЦСПС и профсоюзах осуществляли должностные лица этих организаций. Не было четкой границы между обвинителями и обвиняемыми, теми, кто руководил чистками и сам подвергался чистке; виновными и невиновными. При том, что кто-то более рьяно, чем другие, преследовал своих коллег, внешне все поддерживали лозунги и практику террора. Что говорит эта глава об отношении организаций и отдельных людей к политике репрессий? Что она может рассказать нам о ходе террора в профсоюзах?
Чистки в профсоюзах начались в 1936 году в связи с арестами бывших троцкистов. Осенью 1936 года масштаб репрессий расширился, они затронули те профсоюзные и партийные организации, в которых работники, руководители, родственники и друзья были тесно связаны между собой. Многие люди попали под маховик репрессий, причем каждая новая жертва служила ступицей для новых спиц. Репрессии против высшего руководства сломили многих «кандидатов», а репрессии в рядах местных и областных руководителей представляли опасность для вышестоящих должностных лиц. Аресты все еще ограничивались кругом бывших оппозиционеров и лицами, к ним близких. Февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б) 1937 года и кампания за профсоюзную демократию, начатая VI пленумом ВЦСПС, представляли собой качественно изменили характер репрессий. Кампания за профдемократию спровоцировала борьбу за власть среди профсоюзных руководителей, которые с легкостью согласились на то, чтобы их осуждали и обвиняли. Широко распространенные призывы к рабочим — видоизмененные обвинения, выраженные языком демократии, ссылки на вредительство с целью объяснить недостаток пищи и жилья, обвинение врагов в большей части несчастных случаев, — все эти причины привели к жестокой охоте на «врагов» на местах. Поиски виновных приняли новые и сложные формы, поскольку обвинения вызывали встречные действия. ВЦСПС подбросил дров в костер, начал свои собственные расследования, которые привлекли внимание ВКП(б) и органов НКВД. Газетные статьи, публично разоблачавшие должностных лиц, или содержавшие открытые обвинения, провоцировали новые проверки, которые вызывали очередной вал обличений. Руководство ВЦСПС агрессивно преследовало своих сотрудников и работников профсоюзов из боязни быть обвиненными в «попустительстве» врагам. Профсоюзные руководители писали доносы на ВЦСПС, должностные лица и рабочие без колебаний бросались опасными политическими обвинениями друг против друга. Подобные обвинения не оставались без последствий.
Процесс чисток был хаотичным и неравномерным. В то время как репрессии разрушали профсоюзные организации, длинные бюрократические лабиринты НКВД, партии, ВЦСПС и профсоюзов вели в тюрьмы. Органы НКВД арестовывали людей за контрреволюционную деятельность или за другие политические преступления, что влекло исключение из партии и увольнение с работы. Партийные комитеты, профсоюзы в ВЦСПС только утверждали решения, которые уже были приняты НКВД. В иных случаях профработников, являвшихся членами партии, исключали из рядов партии, а затем их отстраняли от работы в профсоюзах. Эти дела также часто отправлялись в НКВД. Другие стали жертвами ВЦСПС, который затем передавал компрометирующие материалы в НКВД. Для одних репрессия была длительным процессом, проходящим через болезненные и неопределенные этапы. Других сразу же сажали в тюрьму, а профсоюзы, партия и ВЦСПС поспешно старались от них избавиться. Профсоюзы увольняли людей, которые уже исчезли с их поля зрения или были расстреляны. Это было жуткое сюрреалистическое зрелище: руководящие органы партии, ВЦСПС и профсоюзов регулярно проводили собрания в повестке дня которых стоял единственный пункт: исключение из партии или профсоюзов или увольнение с работы людей, которые давно уже прекратили свое земное существование.
В январе 1938 года профработникам в какой-то момент показалось, что ЦК ВКП(б) решил остановить безудержный вал репрессий — увольнений, обвинений и клеветы, которые нанесли тяжелый удар по профсоюзам и партии. Они осторожно критиковали наиболее вопиющие эксцессы террора, используя фигуру «пострадавшего честного рабочего», чтобы поддержать отказ от политики террора. Но январский пленум ЦК в 1938 году только осложнил ситуацию. Начались восстановления на работе, в партии и в профсоюзах, параллельно продолжались аресты. Это породило неразбериху и еще больше парализовало деятельность напуганных профработников. Теперь совершенно невозможно было отделить «врагов» от невиновных. Воцарился хаос.