Террористы (Terroristerna)
Шрифт:
– Постараюсь запомнить. Ну, дуйте дальше. Пока.
– Пока. Увидимся. Часов около восьми.
Гюнвальд Ларссон ехал быстро, используя скоростные качества машины.
По дороге они обменялись лишь несколькими репликами.
– А ничего мужик, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Не думал я, что еще остались такие полицейские.
– Остались. Хоть и маловато.
У Северной заставы Мартин Бек спросил:
– Где Рённ?
– В надежном укрытии. Но все же я немного беспокоюсь за него.
– Рённ молодец, – сказал Мартин Бек.
– Ты не часто хвалишь людей.
– Ага. Видно, такой уж у меня характер.
Вдоль всей дороги выстроились полицейские; за оцеплением, по обе стороны шоссе, стояли демонстранты. По данным полиции, около десяти тысяч, но данные явно были занижены, на самом деле их собралось, наверно, раза в три больше.
Подъезжая к зданию аэропорта, Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон увидели заходящий на посадку самолет.
Операция началась
На полицейской волне чей-то металлический голос объявил:
– Всем радиоустановкам с этой минуты выполнять команду «кью». Повторяю: команду «кью». Вплоть до особого распоряжения. Будут передаваться только приказы комиссара Бека. Прием не подтверждать.
Мартин Бек чуть улыбнулся
Сигнал «кью» применялся крайне редко. По этому сигналу прекращались все передачи на полицейской волне, радиостанции работали только на прием.
– Черт, не успел душ принять и переодеться, – пробурчал Гюнвальд Ларссон. – Все из-за этою окаянного Гейдта.
Мартин Бек скосился на коллегу и заключил, что тот выглядит куда элегантнее его самого.
Гюнвальд Ларссон остановил машину перед выходом с международных рейсов. Самолет еще не сел. У них было в запасе время. По меньшей мере несколько минут.
XXI
Сверкающий алюминием реактивный гигант приземлился на двенадцать минут тридцать семь секунд раньше намеченного времени.
Пилот подогнал его к месту, которое Эрик Мёллер лично выбрал как самое безопасное.
Спустился автоматический трап, и – опять же на двенадцать минут тридцать семь секунд раньше намеченного времени – из кабины вышел сенатор, высокий загорелый мужчина с располагающей улыбкой и ослепительно белыми зубами.
Он обвел взглядом унылый аэродром и прилегающий чахлый лес. Затем снял свою двухведерную белую шляпу и весело помахал демонстрантам и полицейским на террасе для зрителей.
Может быть, у него плохое зрение, подумал Гюнвальд Ларссон, и он решил, что на плакатах и лозунгах написано «Да здравствует следующий президент», а не «Янки, убирайся домой» и «Проклятый убийца». Может быть, он принял большие портреты коммунистических деятелей за свои собственные, хотя сходство не такое уж разительное.
Сенатор спустился по трапу и, все так же улыбаясь, обменялся рукопожатиями с начальником аэропорта и статс-секретарем.
Следом за ним по ступенькам сошел человек в очень просторном клетчатом пальто, рослый, плечистый, лицо будто высечено из гранита. Из каменного лица торчала словно вросшая в него огромная сигара. Как ни просторно было пальто, оно заметно оттопыривалось ниже левой подмышки. Очевидно, это был личный телохранитель сенатора.
У главы правительства Швеции тоже был телохранитель, чем до него не мог похвастаться ни один шведский премьер. Тем не менее политический лидер страны предпочел ждать в зале для важных персон вместе с тремя другими членами правительства.
Группа отборных агентов Мёллера проводила сенатора вкупе с Каменным Лицом к одолженному у военных броневику. Гость проехал на броневике несколько сот метров от самолета до зала для важных персон. Мёллер предпочитал не рисковать, и все это мероприятие, как и многие другие затеи сепо, отдавало фарсом. Подобные фарсы давали людям повод считать органы безопасности сборищем баранов и идиотов, однако это было заблуждением, которое кое-кому вышло боком.
Глава правительства – нервный и желчный коротышка с женственным, несколько скорбным лицом – был начисто лишен примет отца народа, коими так кичились некоторые его предшественники. Те, кто пытался анализировать его внешность и поведение, усматривали явные признаки нечистой совести и следы детских разочарований.
Сенатор и глава правительства обменялись долгим и сердечным рукопожатием на радость телевидению и фоторепортерам, однако обошлось без поцелуев.
Зато сразу было видно, что в области рукопожатий сенатор обладает изрядным опытом, недаром он был кандидатом в президенты. Неотступно сопровождаемый переводчиком из посольства, американец подошел к каждому из присутствовавших и поздоровался за руку. Мартин Бек был одной из первых жертв и невольно отметил крепость и властную задушевность сенаторского рукопожатия.
Только Гюнвальд Ларссон внес небольшой диссонанс в торжественную процедуру. Он упорно смотрел в окно, стоя спиной к собравшимся. За окном шлепало по мокрому снегу войско Мёллера; машины кортежа занимали места за бронированным лимузином, который ждал у самых дверей.
Внезапно Гюнвальд Ларссон почувствовал, что кто-то требовательно стучит пальцем по его плечу, обернулся и увидел каменное лицо с сигарой.
– Сенатор желает пожать руку, – сообщил телохранитель; при этом сигара в его зубах слегка подпрыгивала.
В нем было столько же человеческого, сколько в чудовище Франкенштейна.
Сенатор изобразил еще более подкупающую улыбку и уставился в ярко-голубые очи Гюнвальда Ларссона желтыми, как у тибетского тигра, глазами.
Гюнвальд Ларссон секунду помешкал, вспомнил флотские забавы, протянул покрытую золотистым пушком правую пятерню и сжал руку сенатора почти в полную силу.
Улыбка политика сменилась вымученной гримасой. Каменное Лицо пристально следил за происходящим, однако сигара его не шелохнулась. Похоже было, что в репертуаре этого типа лишь одно выражение лица.