Тесей. Бык из моря
Шрифт:
Вздрогнув всем телом, Федра вновь припала к моей руке. Я даже ощутил ее ногти.
– Нет-нет, не сейчас! Я не могу оставить тебя, Тесей. Не отсылай меня, или я умру. – Глотнув сквозь рыдания, она добавила: – Я слишком больна, и море убьет меня.
– Не волнуйся, – отвечал я. – Против твоей воли ничего сделано не будет. Поговорим, когда тебе станет лучше.
В присутствии служанок разговаривать не подобало. Я вышел и послал за врачом, но мне сказали, что он у царевича Акаманта, который весьма занемог. Меня как раз разыскивали, чтобы известить
Я отправился в его комнату и едва не задохнулся уже в дверях. Помещение полнилось паром целебных трав, которые слуга лекаря настаивал в котле. Чадил очаг, и рабы, кашляя, разбирали его. Я едва мог видеть мальчишку: синий от натуги, он сидел на кровати, пока лекарь прилепливал что-то ему к груди. Я спросил сына, давно ли он заболел; едва выдавливая слова, тот ответил, что со вчерашнего вечера.
– Ну, – сказал я, – судя по всему, эти дураки со своей вонью не слишком помогли тебе. Просто не знаю, что сегодня во всех вас вселилось.
Дом словно бы провонял хворью и лекарствами, прибавляя мне лет. Память моя вернулась ко времени амазонки, ее быстрым колесницам, к тем годам, когда я знал, зачем живу на свете.
– Я отыщу твоего брата. Он, конечно, недалеко и справится с делом лучше, чем эти.
Акамант качнул головой и вновь задохнулся. Я знал, что он не любит, чтобы его видели во время приступов. Я поднялся, сын потянулся, чтобы остановить меня; пришлось позвать старую няню-критянку, у которой было больше здравого смысла, чем у всех остальных, и я отправился за Ипполитом. Пока есть болезнь, врач должен быть рядом.
В комнате Ипполита оказался лишь его слуга, крепкий, простоватого вида парень лет пятнадцати. Он глядел в окно, а завидев меня, заторопился:
– Я знаю, где он сейчас находится, владыка. Он спустился вниз по Скале. – И, заметив выражение моего лица, добавил: – Господин, с ним ничего не случится. Я видел, как он сидит там.
– Где? – спросил я, приближаясь к концу своего терпения.
– Сверху его не заметишь, владыка. Но если спуститься сбоку… я как раз собирался посмотреть. Я знаю все его местечки.
Человек этот не принадлежал мне, поэтому я отвечал спокойно:
– Почему же ты не позвал его?
На лице парня промелькнуло удивление.
– О, я никогда не хожу за ним, если он не приказывал мне.
Я знал – как знаешь, когда укусит пес, – что приказу моему он повиноваться не станет, и поэтому только спросил, где искать Ипполита.
– На западном склоне у входа в пещеру, возле святилища Владычицы.
Построили его после Скифской войны в знак благодарности за победу. Я вспомнил день посвящения: цветы, кровь, неровный камень вновь сложенных глыб. Я больше не бывал в том месте, потому что через эту дверь ушла из мира живых Ипполита. Но люди уже настолько опротивели мне, что я отправился туда сам.
Тропа заросла и стала такой же неровной, как было во время вылазки. Ловкости у меня с тех пор поубавилось: раз-другой нога моя опасно скользила. Но спустился я без особых хлопот.
Ипполит сидел спиной к Скале и глядел на море. Судя по всему, за несколько часов он не пошевелился. Склонность сына к задумчивости я помнил еще по первым годам его жизни. Но мне еще не приводилось видеть, чтобы лицо его настолько менялось. Весь цвет, все очарование молодости как будто оставили его. Передо мной сидел хорошо сложенный муж; его можно было бы назвать симпатичным, если бы радость жизни не покинула его. Заботы и тревоги натянули кожу… Прямо землепашец, горюющий над павшим быком. Я заметил все сразу: потерю и сомнение, неуверенность в том, каким путем идти дальше.
Он встал на ноги и не выразил никакого удивления, заметив меня. Неровности Скалы успели оставить на его спине красные отпечатки.
Я сказал:
– А мне казалось, что ты остался здесь для того, чтобы помочь брату. Он едва жив, и я ищу тебя целый день.
Ипполит вздрогнул. И с потрясенным видом хлопнул себя рукой по бедру:
– Святая Матерь! Я должен был догадаться.
– И тем самым избавить меня от хождения по этой козьей тропе. Но ты, конечно, сам себе господин. Впрочем, поторопись, если ты действительно хочешь помочь мальчику. Ступай вперед.
Мы подошли к тропе. Там он остановился. Думаю, что Ипполита раздражало то, что я отыскал его возле святилища, какая бы причина ни привела его сюда. Он замер, сурово сведя брови над озабоченными глазами. Я всем своим видом показывал нетерпение.
– Боюсь, – промолвил он наконец, – что больше не сумею помогать ему. А ты уверен, что это он сам позвал меня?
– Звать он не в состоянии. Акамант едва дышит. Идешь ты наконец или нет?
Он все стоял, вглядываясь в себя опущенными глазами, отводил тяжелый взгляд от меня. А потом сказал:
– Ну что ж. Попробую. Но если он не захочет, мне придется уйти.
Ипполит направился прямо наверх, ловкий словно кот, при всем своем росте. Он сокращал себе путь по утесу, цепляясь за него своими длинными руками. Я следовал за ним не торопясь, а потом остался ждать в своей комнате. Наконец за дверью послышался его голос. Но когда она отворилась, первым внутрь вошел Акамант – умытый, причесанный и приодетый; утомленный донельзя, с темными кругами под глазами, однако дышал он ровно. Позади мальчика стоял Ипполит, положивший ему на плечо руку. Выглядел он не многим лучше своего пациента. На мой взгляд, и тому и другому следовало как следует выспаться.
– Отец, завтра я должен отплыть домой. Может ли Акамант отправиться вместе со мной? Я хочу отвезти его в Эпидавр. Там его вылечат. А здесь ничего хорошего не получится.
Я поглядел на них.
– Завтра? Чушь! Ты посмотри на мальчика.
Акамант снова был на ногах, и я даже не хотел думать о новой угрозе его здоровью. Младший кашлянул и хриплым голосом объявил, что чувствует себя достаточно хорошо.
– Ну, слышишь? – проговорил я.
– Но плыть только один день.
Я знал этот взгляд. С тем же успехом можно уговаривать осла.