Теза с нашего двора
Шрифт:
Наконец, разрешение было получено, билеты куплены, и Жора устроил прощальный ужин. Время изменилось и в отличие от тихих и печальных проводов Тэзы и бабы Мани, эти были шумными и весёлыми. По заданию Жоры, Алик Розин снимал их на видеоплёнку, «для истории». Еды и выпивки было в неограниченном количестве — Жора продемонстрировал свои возможности «заднепроходчика».
Пили сперва за благополучный перелёт, за встречу с Мариной и Маней, за Жорино устройство… Потом тосты стали более глобальными: за перестройку, за здоровье Горбачева, за «пролетарии всех стран соединяйтесь»… Этот тост произнесла старуха Гинзбург,
Во главе стола восседал зубной техник Невинных, который, когда пошла волна эмиграции, вдруг оказался Невинзоном и одним из первых рванул в Америку. Сейчас он прилетел представителем зубопротезной фирмы создавать совместное предприятие на паритете: их зубы — наши рты. Он напоминал всё тот же арбуз, только более раздутый и важный, после каждого слова произносил «окей» и «вэри гуд». Рядом сидела его жена, попрежнему худая и костлявая — всё тот же скелет, только в импортной упаковке. К ним относились с подчёркнутым почтением, даже Галка-Дебилка называла его — «сэр», а её — «сэра».
Разглядывая в объектив заморских гостей, Алик размышлял: они уезжают отсюда опостылевшими евреями, а возвращаются почитаемыми иностранцами, потому что в нашей стране иностранец — самая уважаемая должность.
Рядом с Тэзой сидела Виточка, бывшая лифтёрша. Как только появилась возможность выезда за рубеж, она бросила лифт и два-три раза в год уезжала к своим прежним любовникам. Возвращалась весёлая, возбуждённая, с кучей подарков, которые тут же раздавала всем соседям.
— Встречаясь с прошлым, всегда молодеешь, — радостно шептала она Тэзе. — Помните, я рассказывала про своего француза, который боялся насморка?.. Так вот, с годами он очень изменился. Ему уже за восемьдесят, но он каждое утро обливался холодной водой, конечно, если мне удавалось дотащить его до ванной. — Она качнула бокал с шампанским в сторону Жоры. — За ваши новые грехи и новые измены!
— Все стоящие кавалеры разъезжаются, — вздохнула Муська, раскинувшая на двух стульях свой необъятный зад. — А что делать одинокой женщине, которая ещё в соку?..
— Эх, Мусенька! — произнёс Жора. — Если бы я не уезжал, я бы открыл здесь бордель на хозрасчёте, с коэффициентом трудового участия, и ты бы стала миллионершей.
— Нахал! — Муська игриво рассмеялась и погрозила ему пальчиком.
— Давай тоже сделаем совместное предприятие, — предложил Жоре Мефиль. — Мы с Митей будем делать самогонные аппараты, а ты их там будешь продавать миллионерам.
Броня вручила Жоре записку с номером телефона.
— Пожалуйста, позвоните Диме: детей я уже оформляю, а сама задержусь: мне ещё год до пенсии.
— Зачем вам здесь пенсия, если вы едете туда? — удивился Жора.
Броня подумала, подумала и ответила:
— Пусть будет.
Моряк налил себе рюмку водки и поднялся над столом.
— Позвольте мне. — Стало тихо. Даже Мефиль перестал чавкать. — Прости, Жора, я не о тебе — ты примазавшийся. — Он повернулся к Тэзе. — Я о вашей пруклятой и воспетой нации. Недаром в Библии сказано, что вы — избранный Богом народ.
— Избранный для битья, — вставил Алик, не отрываясь от камеры.
— Верно, парень, верно, вам много досталось. Но это вам и много дало. Не знаю, смог ли бы я когда-нибудь вот так, разом, всё перечеркнуть и всё начинать сызнова. Какая ж для этого воля нужна и какое отчаянье!.. — Он помолчал, выпил, поставил рюмку. — До боли жаль, что вы нас покидаете.
— Не волнуйтесь, — снова вставил Алик, — все не уедем: часть евреев оставим, чтобы антисемиты не теряли квалификацию.
Но Моряк даже не улыбнулся.
— Нет, парень, дело посерьёзней — это называется Исходом. Евреи уходят от нас, как когда-то ушли из Египта — это сигнал тревоги.
— Ничего, с нами греки останутся, — успокоил его Митя, указывая на братьев Кастропуло. — Верно, братаны?
— Выгоните евреев, возьмётесь за нас, потом за грузинов, за узбеков. — проворчал старший, — кто-то же должен будет отвечать за ваш бардак!
— Ну, при чём тут бардак, — обиделась Муська. — В бардаках знаете, какой порядок!.. Ой, я уже совсем пьяная… И ни одного стоящего мужика!..
Она расстегнула пуговицы на блузке и многообещающе посмотрела на Жору. Но Жора не откликнулся на её призыв.
Скелетоподобная жена Невинзона попыталась её утешить:
— Мусенька, это не только здесь — в одной научной статье писали, что сегодня на планете каждый восьмой мужчина страдает половым расстройством.
— Но почему именно мне попадается то восьмой, то шестнадцатый, то двадцать четвёртый!.. — простонала Муська и ещё больше распахнула блузку.
Проводы достигли кульминации, когда Мефиль и Митя стали выяснять, кто кого больше уважает.
…Назавтра, Жора сел в поезд, следующий до Чопа, а там — таможня и пересадка до Вены. Разложив в купе все свои чемоданы и сумки, он вышел на перрон к Тэзе, которая провожала его с букетом красных гвоздик. Постояли, помолчали, потом Жора осторожно взял Тэзу за плечи и притянул к себе.
— Спасибо за верность брату. Если бы не ты, никогда бы не поверил, что в наше время такое возможно. — Нежно поцеловал её в обе щёки. — Помни: пепел Лёши стучит в моё сердце — только свистни и я примчусь к тебе из любого конца Света… Нет, нет, гвоздики оставь себе — это я, если б не был таким жлобом, я должен был дарить их тебе каждый день. — Поезд тронулся. — А если вдруг решишься к нам, то…
Он ещё раз поцеловал её, прижал к груди и вскочил в вагон.
Поезд ушёл, но Тэза с букетом в руке ещё долго стояла на платформе и смотрела ему вслед. Потом повернулась и медленно побрела домой, поникшая, печальная, одинокая.
Один из любовников Алисы, бывший циркач, был одесситом. Выполняя акробатические номера под куполом цирка, однажды разбился и остался прикованным к постели. Он обожал Алису, и когда у неё родился Данила, прописал её в своей кооперативной квартире. В те времена это было высшим проявлением любви, и благодарная Алиса на лето приезжала к нему, ухаживала за ним и, одновременно, оздоравливала у моря подростка-сына. В Одессе её уже знали и называли Секс-тинская Мадонна.