Теза с нашего двора
Шрифт:
— Сегодня какой-то праздник? — поинтересовался Алик.
— У меня теперь всегда праздник, после того, как они мене бесплатно вырезали из живота опухоль, которая была больше, чем живот, и дали пенсию, большую, чем опухоль… Потом они меня пригласили в мэрию, это по-ихнему, горсовет, и приказали так громко, чтобы все слышали: «В честь новой гражданки Соединённых Штатов Америки поднять государственный флаг Соединённых Штатов!» И ты поверишь, этот великий флаг был таки поднят в мою честь. А теперь ответь: после всего этого могла я не полюбить такую страну?.. — на секунду прервала свой рассказ, укрепила
— Вы уже говорите по-английски? — спросил Алик.
— Конечно. Я ещё в Одессе выучила «Май нэйм из Маня». А здесь вызубрила новые слова, например «ноу» и это… как его… «шоу»! Мы с Лёвочкой на него ходили. Помнишь? — спросила она у мужа.
— По-о-омню ли я-я-я!.. — опереточно пропел Лёва и обнял Маню за талию, для чего ему пришлось широко раскинуть руки.
— Ай, перестань! — Маня стыдливо оттолкнула его и, повернувшись к Алику, гордо пожаловалась. — Он такой босяк!
Алик сдержал слово: приехав в Израиль, немедленно отправил отцу вызов. Получив его, Ефрем Розин пришёл в ОВИР и переписал там длинный список всех необходимых для выезда документов. За месяц собрал их и принёс. Но у него их не приняли: не хватало свидетельств о смерти родителей.
— Неужели не ясно, что они умерли — ведь мне уже семьдесят два года! — возмутился Ефрем.
Но молодой уравновешенный капитан спокойно объяснил:
— У меня инструкция. Я не могу приложить ваши слова к делу — достаньте документы.
Ефрем поехал в Казатин, на родину своих стариков. Старый архив сгорел во время войны. Но у сердобольной старушки-архивариуса ему удалось выпросить справку о том, что на шестнадцатом километре есть братская могила, в которой лежат полторы тысячи расстрелянных немцами евреев, среди которых находятся и родители Ефрема.
Но в ОВИРе ему опять отказали.
— Это не документ, — заявил всё тот же молодой капитан, — мне нужны официальные свидетельства о смерти каждого. Без них я вас не выпущу.
— Ах, ты… Ты… — Ефрем перегнулся через стол и схватил капитана за плечи. — Я тебя породил, я тебя и убью!.. — Замахнулся, чтобы ударить, но вдруг обмяк, захрипел и стал оседать на пол. Вызванная скорая помощь определила спазм сосудов, ему сделали укол и отвезли домой.
Через две недели он снова явился к этому же капитану в своём парадном пиджаке при всех орденах и медалях. В руках у него был портфель.
— Надеюсь, вы уже принесли, всё, что нужно? — спросил капитан, на всякий случай отодвигаясь подальше от стола.
— Принёс, — ответил Ефрем.
— И свидетельство о смерти отца, и свидетельство о смерти матери?
— Оба свидетельства здесь, — Ефрем указал на портфель.
— Давайте.
Ефрем открыл портфель и высыпал на стол кучу почерневших костей, кусок черепа, половину челюсти… Всё это перемешанное с землёй и истлевшими корешками.
— Что это? — оторопело спросил капитан.
— Свидетельства о смерти. Я снова поехал туда и ночью разрыл могилу… Это — мама, — он протянул капитану остаток женской кисти, а это — папа, видите, какие широкие плечи.
На этот раз капитана покинула его уравновешенность, он заорал «Старый хулиган!.. Маразматик!..» и вызвал милицию.
— Вас отвезут в КПЗ или отправят в психушку!.. Я напишу заявление и потребую это! — он придвинул листок бумаги и начал что-то быстро-быстро писать.
— А к заявлению приложи их. — Ефрем стал поочерёдно снимать с пиджака свои награды и класть их на стол капитану — После того, как я побывал у вас, мне их носить стыдно.
Когда Жора окончательно пришёл в себя, он решил чем-нибудь заняться, потому что сидеть без дела было не в его характере.
— Учти, если начнёшь работать, тебя лишат пособия, — предупредил его Лёва. — Я слышал, в Америке с этим строго.
— А я втихаря, по-чёрному. С моим опытом, меня в любом ресторане примут с радостью, но… Но есть проблема: я начну выносить продукты, продавать их налево и меня выгонят с волчьим билетом, тогда уже нигде не устроишься.
< image l:href="#"/>— А если не воровать?
— Увы! Тридцать лет работы в советской торговле сделали своё дело: не воровать я уже не могу. Но в такой стране, как Америка, если воровать, то только по-крупному. Я уже всё обдумал. — Помолчал, закурил и твёрдо произнёс. — Надо брать банк. Один раз рискнуть и обеспечить себя на всю жизнь.
— Не советую: сядешь на всю жизнь, — предупредил Лёва.
Но Жору уже было не остановить. По вечерам он смотрел по телевизору гангстерские боевики, изучал разные методы ограблений. А по утрам крутился напротив ближайшего банка, записывал время приезда и отъезда инкассаторов, пытался выяснить, где установлены телекамеры, считал количество охранников. Он уже разработал подробный план, как, где, когда… Но было страшно. Очень страшно. Поэтому он решил потренироваться, провести репетицию, там, где менее опасно. И выбрал для этого магазинчик Лёвы и Мани.
Репетиция состоялась вечером. В эмалированном тазу Маня месила тесто для штруделя, Лёва помогал его раскатывать. Ворвался Жора, в длинном плаще и шляпе, надвинутой на лоб, в огромных чёрных очках, с наклеенными усами и накладным носом.
— Это ограбление! Деньги на стол! — заорал он изменённым хриплым голосом.
Не задумываясь, Маня подняла таз и влепила ему всё тесто в физиономию. Лёва с размаху дал ему качалкой по голове. От этого удара Жора потерял сознание и свалился на пол. Лёва подскочил к телефону, вызвал полицию и стал заламывать грабителю руки за спину, чтобы их связать. Жора от боли пришёл в себя и застонал:
— Лёва, это я.
Маня стала сгребать с его лица тесто, вместе с очками, усами и носом — проступили знакомые черты.
— Чтоб я так жила, это Жора!.. Зачем ты нас грабил, бандит!? Если тебе нужны деньги, я бы тебе одолжила.
— Я не грабил, — простонал Жора, — я тренировался.
В магазин с пистолетом в руке вскочил полицейский.
— Это вас пытались ограбить? — спросил он по-русски, с ужасающим акцентом.
— Да, — ответил Лёва.
— Где гангстер?
— Удрал.