«The Coliseum» (Колизей). Часть 1
Шрифт:
– Не раскисай. Сейчас я буду рассказывать, что произошло в последнее время. Самые свежие события. Слушай и пытайся пробудить память.
Они двинулись дальше.
Солнце клонилось к закату, когда женщины, уже возвращаясь, остановились у самого забора кемпинга.
– Пойдем, скоро ужин.
– Постой, – Лена сделала жест рукой, – расскажи… расскажи еще раз про тот день… ну, когда мы попали в кино. Только с самого начала.
Спутница вздохнула.
– Давай присядем.
Сегодня Полина вспомнила всё, во что перестала верить много лет назад. А главное – поняла, что никогда и не забывала.
Старая скамейка под елью оказалась на удивление теплой, будто кто-то заботливый покинул
– А почему вообще ты запомнила этот день?
– Так, манекен, магазин… честно говоря, всё давно уже кажется сном… Может я просто уснула, пережидая дождь? – и с надеждой добавила: – Может так и было?
– Послушай, – спокойно глядя вглубь аллеи, продолжала подруга, – ты сказала, что выходя из магазина наткнулась на нашего слепого?
– Ну, вроде. Почему тебя удивляет?
– И он спросил: торопитесь?
– Так потому и запомнила! Просто не видел, что я одна.
– Нет, – Елена покачала головой, – слепой знал… что-то здесь не так. Однажды я видела, как мальчишки дразнили его. Да, он повернулся тогда и снял очки. У него вместо глаз впадины… мальчишки убежали, а я осталась. Оказалась рядом случайно… Он так долго смотрел на меня… Будто видел… прорезал, насквозь. И хочу двинуться, да не могу. Как примерзла…
– А ты-то почему вспомнила об этом?
– Да он тоже спросил: вас это трогает? Тогда я буду ждать… В каком-то приюте сказал. Понимаешь? «Вас»! А там, в кино, я что-то видела… Что-то связанное с ним…
– Глупости. Фильм как фильм, ничего особенного. Я не удивлена, что вообще его не помню… если бы не магазинчик…
– А как ему представляется мир? Слепому? – Лена задумчиво посмотрела вдаль. – Каким видит он его там, внутри? Кто мы для него?
– Да такой же человек… ведь трогает свои руки, ноги… ест то же самое, слышит, говорит… – Полина покачала головой, думая совершенно о другом.
– Нет, я не об этом. Вот улыбка… знает ли он, что это такое? Почему люди улыбаются. Почему плачут.
– Может и знает. Кто-нибудь рассказал, или даже показал…
– Не то… ему ведь рассказали, что люди улыбаются, когда им хорошо. А разве ему было когда-то хорошо? Всегда такой грустный…
– Глупости всё это, – повторила Полина и обиженно отвернулась, – о чем ты думаешь?!
– Подожди, – Лена положила ей руку на колено. – Улыбаются и садисты… им ведь тоже бывает хорошо, когда кому-то плохо? А слепой такого не может знать… значит, люди для него другие, не как для нас… и улыбка, ее содержание, понимаешь, другое. Она настоящая… та, что была в начале начал… Но самое удивительное, что я узнала это там…
Полина подняла брови:
– И такие мысли волнуют тебя? После всего, что произошло?
– А что произошло?
– Ну, хотя бы… развалился Союз, стало больше колбасы, машин и негодяев. Всего на порядок. Не прибавилось одного – счастья. Тебе повезло, потеряла память, а как быть мне… за сына вот боюсь. Но сейчас… и это не главное.
– Что ты такое говоришь?! Повезло?! И не главное? Ну, не молчи!
– Да ты же медленно убила свою семью… – выдавила Полина. – Всех. По очереди.
Подруга закрыла лицо ладонями.
Ужина не было.
«Г-н N проснулся одетым на диване. Он с удивлением оглядел сначала комнату, затем себя. Брюки, жилетка, галстук. Так, стоп. Почему галстук торчит из-под мышки?» – такой сон приснился в следующую ночь Валентину Львовичу, большому любителю классики. «Черт побери, – подумал он, – сколько же их, господ N? И который из них я? Ох уж этот автор!»
Елена
Видя пристальные взгляды замерших людей и понимая, что та маленькая девочка, которой предстояло еще окончить школу, куда-то исчезла, а в платье, посреди огромного зала, стоит другая, совершенно незнакомая пока женщина, Лена не могла решить, что ее больше беспокоит: возраст, непривычное декольте или отсутствие подруги. А ведь еще надо как-то отсюда выбираться! Одной оставаться вовсе не хотелось. И хотя зал был хорошо освещен, Лене стало не по себе. «Непривлекательность» действа становилась очевидной и повлекла настороженность. Но самым неприятным было чувство, впервые посетившее девушку – полного одиночества. Вокруг стояли чужие люди. Место, где она находилась, было незнакомым. Ни подруги, ни родители, никто не мог помочь, настоять или посоветовать. Взять за руку и повести, показать выход. Подсказать, как это делали всегда взрослые… и дома, и в школе. Чего так не любила, как и все дети. Лене вдруг захотелось маминого участия, заботы, от которой стремилась избавиться, там, где-то уже далеко-далеко. Которая порой раздражала, казалась лишней для вполне самостоятельной, каковой считала себя. Иногда было просто стыдно перед подругами за такую опеку. Как радовалась, убегая из дома и получая свободу. Школа, друзья, двор. Аттракционы в парке, интернет-кафе и, конечно же, мороженое. Все стало вдруг частью, всего лишь маленьким кусочком того большого, главного и уже потерянного мира, который включал маму, папу, бабушку, даже веселую тетю Лиду, папину сестру, живущую в Москве. А звался семьей. Без которого необходимость остального вдруг поблекла и стала не такой важной. Да и ненужной. Вся притягательность мира за окном детской существовала лишь при живых родителях, их беспокойстве о ней. Ни за то, ни за другое Лена ручаться сейчас не могла. Где близкие, она не представляла. Знают ли, что произошло – неизвестно. Ищут дочь или просто пьют чай, а может, пошли прогуляться? Девушка впервые ощутила «другое», взрослое одиночество, неизвестное прежде чувство, которое щадит нас, оттягивая знакомство порой на долгие, долгие годы. Ей же для этого потребовалось лишь сходить в кино.
Тишину нарушил новый знакомый, будто подслушав ее мысли:
– Ну вот, ты рассуждаешь уже как женщина! Твоя подруга хотела стать такой. Но мы оказали честь тебе!
– Зачем?! – вырвалось у Лены. – Я не хочу!
– Ты боишься? Здесь нечего боятся, – опережая, ответил герцог и улыбнулся. – Ты пробудешь с нами совсем недолго и, совершив удивительную прогулку, отправишься домой, побывав в сказке. Представь лица подруг. Любая хотела бы оказаться на твоем месте. Они даже мечтать не могут о подобном. Смелее! Посмотри на эту роскошь, на дворец! Пусть на время, но он твой. Такого больше не случится!
Лена недоуменно смотрела на провожатого.
– Не обращай внимания, девочка… простите, мадам.
Чья-то рука потрепала подол платья.
Она опустила взгляд: рядом стоял знакомый мальчик, похожий на пажа.
– Если вы героиня романа, вам уже ничего не страшно, – продолжил он. – Но это касается только героинь. С другими труднее. Многие уходили отсюда… потеряв. И поверьте, последнее слово останется за вами. Здесь Его Светлость не солгал, – он кивнул на мужчину.
Лицо герцога светилось довольством.
Легкая неловкость, которую приходится пережить каждому, кому впервые говорили «вы», заставило Лену покраснеть.
– Ты пойдешь с нами, мальчик? – спросила она, смущенно улыбаясь.
– Конечно.
– Тогда говори мне ты.
– Хорошо, принцесса.
Лена улыбнулась опять.
– А как тебя зовут?
– Зови меня Жи Пи.
– Жи Пи? Так смешно?
Мальчик надулся:
– Что ж здесь смешного? Жан Пьер, Жан Поль или Пауль, не все ли равно? А можно просто: Жи Пи.