The Kills
Шрифт:
Я опустилась на колени рядом с курткой и нащупала в кармане телефон. Во всей суете я не притрагивалась к нему, за исключением ответа на звонок. В шторке уведомления так и висело напоминание о принятии таблетки.
— Проклятие.
Я с трудом поднялась и оперлась на раковину рукой. Дрожащими пальцами выдавила розовую крошечную таблетку из блистера. Она пулей выскочила из своего гнезда и покатилась по раковине.
— Нет! Нет… — выронив упаковку, я стала ловить беглянку. Таблетка проскакала по керамической поверхности и скрылась в сливе. — Сука! — гневно закричала,
Меня распирали гнев и разрушительное бессилие. Тело затрясло крупной, неконтролируемой дрожью. Изо рта вырвался истошный крик боли и отчаяния, эхом разнёсся по помещению, отразился от стен и вернулся, оглушая меня же. Я лупила руками по раковине, пока костяшки не начали кровоточить. Медленно и бессильно осела на пол, перенося свою ярость на плитку, пачкая ее кровью. От крика сорвался голос, перейдя в почти нечеловеческий вой. Тело трясло так, словно меня выставили голую на мороз. Ладони оставили смазанные красные отпечатки на белой поверхности. Слёзы текли по лицу, соленые капли падали вниз, размывая кровь.
— Кейт! — дверь с грохотом распахнулась, в мутном силуэте я узнала Джино. — Помогите! Кто-нибудь! — он чуть отклонился назад, крикнув это в коридор.
Я всхлипывала, заваливаясь на пол, каждый вздох застревал в горле, кислород будто душил меня. Обстановка закружилась, очертания помещения расплылись, когда голова коснулась холодного пола. В размытом окружении замелькали силуэты. Сквозь звон в ушах было не разобрать их слов. Кто-то поднял меня на руки, я уткнулась лбом в крепкую мужскую грудь.
— Люцифер, — шепнула имя пересохшими губами как молитву.
— Сейчас. Держись, — ответил голос. Меня держал Джино.
Мир завращался до тошноты и ряби в глазах. Я плыла на волнах беспамятства, глотая слёзы, вдыхая запах несущего меня мужчины, и от этого было ещё горше, ведь это был не Люцифер. Не те руки, не тот запах, не тот человек. Я не желала, чтобы меня трогал кто-либо кроме него и одновременно боялась почувствовать его прикосновения на себе, ведь они могли принести мне чудовищную боль.
Меня положили на кровать, игла вонзилась в руку, и без того мутный мир растворился в темноте.
***
Раза с пятого я с неимоверным усилием разлепила свинцовые веки. Спасибо тому, кто додумался закрыть жалюзи, полутьма не резала глаза, но пришлось некоторое время к ней привыкать. Тело будто лишили всех костей, я безвольно лежала на белых простынях, не находя в себе сил даже поднять голову.
На стуле рядом с кроватью сидел он. Неестественно бледный противоположно своему привычному виду, с темными синяками под глазами, которых у него отродясь не было. На руках в местах ожогов и ранений наложены повязки. Щетина отросла больше обычного, а всегда аккуратно уложенные волосы растрепаны так, как бывало по утрам, когда он сонный, расслабленный и игривый нависает надо мной, чтобы поцеловать.
Наверное я должна была вскочить, броситься обниматься, плакать от радости, сказать о том, как он дорог мне. Пошутить над больничной сорочкой, в которой он выглядел смешно и нелепо. Следом, возможно,
— Прости, — от этого голоса внутри все сжалось, сердце забилось быстрее.
Я молчала. Весь остаток ночи мне было страшно, что я больше не увижу его. Не услышу его голос. Не почувствую такие привычные руки, такие сладкие поцелуи. Никто не позаботится обо мне, и я останусь одна в этом мире. Эти мысли нестерпимо мучили меня, пока я ждала в приемном покое вместе с Джино, не знавшем, как утешить и успокоить.
Сейчас его вид и его голос причиняли убийственную муку. Он дотронулся до тыльной стороны моей руки кончиками пальцев, и меня пробил разряд тока. Я хотела сдержаться, быть сильной, в итоге позорно расплакалась, отчаянно зажимая рот рукой.
— Птичка, — тихий, виноватый шёпот и милое прозвище заставили слёзы течь рекой.
Скрипнули металлические ножки о линолеум, меня окружили заботливые руки и горячие объятия. Он поцеловал меня в макушку, ощутимо, но бережно сжимая в объятиях. Я дрожала, не веря в реальность происходящего.
— Прости, что заставил тебя нервничать, — осторожно начал он.
— Нервничать? Я чуть с ума не сошла. Чуть не умерла там же, на месте, возле долбанного участка, — я хрипела севшим от криков и слёз голосом, эмоции рвались на волю.
Злобно вывернувшись из объятий, отстранилась, чем вызвала недоумение. Он смиренно сел, трепетно держа мою забинтованную руку.
— Что с твоими руками? — поинтересовался он.
— Ничего. Неважно.
— Кейт. Я не мог поступить иначе. Ты же понимаешь, — теперь он говорил уже увереннее. — Человек был в опасности. Счёт шёл на минуты.
— Он все равно погиб, — вырвалось у меня.
— Я должен был попытаться, — не сдавался он. — Пожар начался со стороны кабинета офицера. Он оказался в ловушке. Если бы на его месте был я, ты бы хотела, чтоб мне пришли на помощь. Хотя бы попытались спасти, — предпринял последнюю попытку оправдать свое геройство.
Во мне закипали гнев и обида, щедро сдобренные болью. Невероятно опустошающая ресурсы смесь.
Он был прав, речь шла о человеческой жизни, и здесь разговор был не о правильности поступка, в этом не было смысла. Но я не могла запретить себе чувствовать и переживать. Отменить свои эмоции во имя чужой жизни. В данный момент я была самой настоящей эгоисткой, думающей о собственном благополучии. И мне ни капли не было стыдно.
— Ты хотел спасти человека, — фраза обнажила предательскую дрожь в голосе. — Наверное это правильно, и я не могу на тебя злиться. Наверное мне стоит гордиться тем, что ты такой. Тем, что мой мужчина — отважный герой, который спасёт не только принцессу, но и все грёбаное королевство, — я теребила край простыни, слова звенели в воздухе, насыщаясь гневом. — Но я зла. Все, что я сейчас чувствую — это злость и боль от страха за твою жизнь.
— Прости, — снова повторил он.
Я закачала головой, почувствовав, как дрожат губы, а к глазам подступает новая порция слёз.