The Kills
Шрифт:
— Когда ты остался в горящем здании, — пауза вышла слишком долгой, меня снова перенесло в тот миг. — Я оказалась в аду. Ты привязал меня к себе, зная, как страшно для меня сближение с людьми. А потом поставил под удар свою жизнь.
Он резко откинулся на спинку стула и скрестил руки. Едва слышно зашипел, задев повязки на ожогах. Его челюсти напряглись, как бывало всегда, когда он сердился, при этом тщательно контролируя эмоции.
— Кейт, я солдат.
— Ты не в армии, — обрубила я.
— Это не важно.
— Ты не обязан, — упиралась
— Обязан, — категорично поставил точку он.
Наша беседа напоминала игру в словесный пинг-понг, перекидывание короткими фразами в надежде, что собеседник упустит мяч.
— Я такой, какой есть, — сурово продолжил он. — У меня есть военная подготовка. Я сильный и здоровый. Если могу спасти чью-то жизнь, я ее спасу. Я не жалею, что сделал это. И сделаю снова, если понадобится, — каждое слово отрезвляло меня словно хлесткая пощёчина. — Я буду лезть в пекло. Принимать жёсткие решения, — чеканил он. — Потому что я такой и таким останусь навсегда, — его речь набиралась экспрессии, так не свойственной ему обычно, разговор становился напряжённым. — Мучительно видеть тебя в таком состоянии по своей вине, но ты ведь понимаешь, что меня не изменить, — он не спрашивал. Утверждал. — В глубине души ты знаешь и знала, что я не тот, кто стоит в стороне.
Я так громко и возмущенно выдохнула, что он замолчал.
— Ты меня так пытаешься обвинить? — раздражённо бросила в ответ.
Он удручённо покачал головой, расслабил плечи и открылся, расцепив руки.
— Я не виноватых ищу, Кейт, — он успокаивающе погладил мою ногу под простыней. Вопреки ожидаемому облегчению я ощутила невероятное напряжение от его касаний. — Я хочу сказать, что если мы вместе, значит видим не только плюсы, но и минусы. А значит берём на себя смелость принимать человека со всеми его сторонами.
Я негодующе хмыкнула на такое заявление, но возразить было нечего. Его геройство — очевидный факт, лежащий на поверхности, который я упорно не желала анализировать и принимать как непреложную истину.
— Мне больно, — призналась я. — Очень больно от того, что ты так играючи рискуешь собой. Зная, что меня твоя гибель не просто уничтожит, — я уставилась в одну точку перед собой, говоря скорее в пустоту. — Она раздавит меня. Сломает окончательно, без права на восстановление. Если бы ты просто ушел, мне не было бы так мучительно тяжело, как от твоей смерти.
Он мягко, но уверенно накрыл мою руку своей. Я вздрогнула, фокусируясь на его лице.
— Не отгораживайся от меня, — попросил он. Теплые пальцы ласково сжались на моих.
— Я не отгораживаюсь, — завредничала я.
— Отгораживаешься, — насмехаясь над моим упрямством, отбил он. — Ни разу по имени меня не назвала. Мы это уже проходили.
«Черт».
Он был прав. Я старательно избегала имени, стоило мне увидеть его рядом. Казалось, обезличь я его, и мне станет легче, проще не воспринимать близко к сердцу произошедшее.
— Если это такой способ меня бросить, — он
Мне не удалось сдержать довольную улыбку. Щеки раскраснелись от смущения и столь приятного факта, что меня так легко не отпустят.
— Люцифер, — я выдохнула имя вместе с воздухом. Удивительно, мне даже немного полегчало.
— М-м-м?
— Твое благородство — твое самое большое достоинство, — печально проговорила я, — и одновременно самый большой недостаток.
Уголок его губ чуть пополз вверх, он выглядел польщённым и в то же время немного грустным. Люцифер поднес к губам мою руку и поцеловал израненные костяшки.
— Невозможно закрыться от всей боли в мире, — ударился он в философию.
— Можно, — не соглашалась я. — Если никого не подпускать к себе, никто не сможет сделать больно.
— Поедешь жить на необитаемый остров? — к Люциферу вернулся шутливый настрой.
— Да. Уже собираю вещи.
В палату вошла молодая медсестра. На ней был зелёный костюм, русые волосы собраны в аккуратный пучок. В руке она держала стакан воды. Девушка деловито осмотрела нашу парочку и поставила воду на тумбу.
— Ваши таблетки, — она кивнула на блистер, который, похоже, принесли вместе с вещами. — Вам необходимо их выпить.
Я только сейчас удосужилась посмотреть на часы, висящие на стене напротив, и поняла, что под седативными, которые мне любезно вкололи, проспала полдня. Медсестра открыла жалюзи, дневной свет хлынул в палату, неприятно ударив по глазам. Мы с Люцифером недовольно сощурились. Я потянулась к таблеткам и воде.
— Вам стоит вернуться к себе в палату, — назидательно указала она Люциферу. — Девушке нужно отдыхать. К тому же, — теперь строгий взгляд коснулся меня, — у Виктории назначена встреча с психотерапевтом.
— Что? — я растерянно захлопала глазами, чуть не поперхнувшись. — Зачем?
— У вас был нервный срыв, — медсестра подошла ко мне и принялась поправлять подушки. — Необходимо удостовериться, что с вами все в порядке и вас можно отпустить домой.
— У меня все отлично, — напустив на себя излишней бодрости, заверила я.
Медсестра снисходительно посмотрела на меня, ее губы тронула едва заметная, вежливая улыбка.
— Это решаю не я, а ваш врач.
— Кстати, — Люцифер поднялся, полный решимости действовать. — Мне нужно поговорить с моим лечащим врачом о выписке.
Девушка оглядела его долгим, медленным взглядом с головы до ног, на мгновение остановилась на повязках на руках и, как я сейчас увидела, одной на ноге.
— У вас ожоги, ранение на плече задело даже мышцы, — несмотря на свою молодость, медсестра походила на строгую мать, отчитывающую глупых детишек. — Вам необходимы перевязки, обезболивающее и медикаментозная терапия.
Она почти солдатским шагом устремилась к выходу.
— Ой, да бросьте! — Люцифер негодующе развел руками. — Я могу принимать лекарства и делать перевязки дома.