The Мечты. Соль Мёньер
Шрифт:
– Там, где я велю тебе быть! – отрезал отец. – И время уже пошло.
– Да твою ж... – пробормотал Реджеп и уже в следующее мгновение рвал когти с кухни, по пути всучив китель первым попавшимся свободным рукам и раздавая указания направо и налево, потому что неизвестно теперь, чем закончится этот бешеный день. А ведь еще недавно была во всем такая определенность!
Таня его послала, и он послался!
В квартире в засаде засела Жюли!
Ночевать он планировал – в ресторане!
Ну а
Но главное – Таня его послала, и он позволил себя послать!
Ай, джаным, ай! Твоя взяла, но поглядим, надолго ли!
Свою натуру Реджеп знал очень хорошо. К вечеру он остыл бы, выдохнул и подкатил бы снова, чтобы она не думала, что от него можно так легко избавиться, когда он влюблен. И потому что он знал, чувствовал – все она врет. Ну ведь врет же! И им надо еще раз нормально поговорить. Сегодня же, пока не случилось еще чего-нибудь.
Чего-нибудь типа отца на его голову.
Нет, признаться честно, пока он мчался домой, в Гунинский особняк, где-то в районе затылка у него родилась мысль вообще туда не ходить и дождаться в стороне, кто кого. Они и без него отлично справятся – папа и Жюли. Но вскоре эта мысль была отброшена – разве он мог пропустить битву титанов? Ну это так, если искать хоть что-то веселое в текущей ситуации. А по сути думал Реджеп скорее о том, что все же желательно, чтоб все к Новому году выжили. Отца еще сердце хватанет. А ведь какой бы ни был, но папаша.
Словом, влетал он в свою квартиру, надеясь избежать инфарктов и мокрухи на его жилплощади, которая была оплачена на два месяца вперед, а застал вполне благопристойную картину. Жюли пыталась напоить Аяза чаем – помнила еще, что он предпочитает чай. А Аяз пристальным и недобрым взглядом следил за ее телодвижениями.
Внимательно оглядев обоих на предмет внешних повреждений и не найдя оных, Реджеп выдохнул по-турецки:
– Ты все-таки прилетел!
Отец окинул его тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей. Такими же тяжелыми были и слова, которые вырывались из его рта.
– Я давно смирился, что Аллах обделил тебя разумом. Но он лишил тебя еще и памяти. Скажи мне, как ты мог забыть, что эта женщина сделала тебе и позволить ей снова войти в твою жизнь?
«Эта женщина» наконец поставила на стол две чашки, очевидно, для себя и для Аяз-бея и проворковала по-французски:
– Это невежливо – общаться на непонятном языке в присутствии дамы.
– Это невежливо – вторгаться на чужую территорию и не покидать ее, когда просят! – гавкнул в ответ Реджеп и повернулся к отцу, но Жюли снова его перебила:
– Хорошо, хорошо, тебе я сварю кофе! – и снова пошла на кухню, оставив их одних. Четинкая-младший устало растер переносицу. Больше всего на свете ему хотелось бы находиться в другом месте и с другими людьми. Но приходилось тут и с этими.
Еще и отец сидел в кресле напротив, совершенно бескомпромиссно протягивая ему руку. Реджеп тяжко вздохнул, но все-таки сделал то, чего от него ждали. Поклонился, приложился губами к отеческой ладони, а после приложил ту ко лбу. Так сказать, выразил почтение. Но едва ли смягчил ситуацию.
– Ты давно здесь? – спросил он Аяза.
– Достаточно, чтобы сделать выводы, которые мне не нравятся.
– Не суди по себе, отец. И не делай преждевременных выводов!
– Тогда объясни, - велел Аяз-бей и решительно отодвинул от себя чашку, подсунутую ему Жюли.
– Она приехала точно так же, как и ты. Без приглашения. Попала под машину. Куда мне было ее девать? Бросить на улице?
– И ты не придумал ничего лучше, как притащить ее в свой дом, – с насмешкой констатировал отец.
Шеф развел руки в стороны. А из кухни снова донеслось воркующее и французское:
– А где у тебя джезва?
– Не трогай там ничего! Я не хочу никакого кофе! – немедленно отреагировал Реджеп, перескакивая на мелодичнейший из европейских языков.
– Неправда, ты всегда любил мой кофе!
– Больше не люблю! – он повернул голову к отцу. – Ты только ко мне или еще дела какие? Как видишь, мне надо как-то ее выпроводить, а выпроваживать вас обоих – проблематично.
– А если бы ты прислушался ко мне, когда собирался жениться… - начал было отец, да махнул рукой. – Беда на мою голову.
В этот момент на кухне что-то звонко грюкнуло, и раздался женский вскрик. Две мужские головы повернулись в направлении источника шума, но ни один не двинулся с места.
– Что ты собираешься делать? – спросил Четинкая-старший, и в голосе его послышались неожиданно усталые нотки.
– Придумать, как отправить ее домой для начала. Она с чего-то решила, что мы можем снова сойтись.
– Она?
– Ну не я же, Машалла! У меня совершенно другие планы на жизнь!
Аяз-бей с нескрываемым удивлением глянул на сына, словно никогда не слышал ничего более невероятного.
– Тогда позволь узнать, присутствует ли в твоих жизненных планах дочь Моджеевского.
Теперь была очередь Реджепа удивляться. И он непременно принял бы точно такое же выражение лица, как и его отец, если бы не Жюли с ее вопросом:
– Роже, а где у тебя корица?!
– Я ненавижу корицу! И это ты точно должна знать! – рявкнул он.
– Неправда, я помню, что любишь!
– Ты меня с кем-то путаешь! – потом глянул на отца и сердито засопел носом: - А что тебе за дело до Татьяны-ханым, отец? Снова начнешь запрещать?