The Мечты. Соль Мёньер
Шрифт:
– И когда дома будешь? – как бронепоезд, упрямо перла Жюли, несмотря на всю свою французскую утонченность.
«Никогда! Я переехал к ней!» - хотелось рявкнуть ему, но удержался. Важно было ее выкурить. В конце концов, сколько она протянет в этой квартире, где выключают свет, бывают проблемы с котлом, удивительные соседи, и невозможно достать то, что мадемуазель Ламбер называет вином?
– Когда ты съедешь, - неопределенно пробурчал он. – Поторопись, будь добра.
– Я все равно буду тебя ждать, - раздалось в ответ ее пылкое заверение.
И ее расчет был,
В общем, он отключился. Потому что еще пара таких реплик, и он ее прямо сейчас запихает в ящик и отправит посылкой в Париж. «Из Солнечногорска с любовью».
Кое-как добрался до Лёхи, который ждал его с Мирославкой и тремя бутылками пива. И втроем они просидели еще пару часов, пока Мира и Лёха откачивали нашего не в меру эмоционального турка от общения с его бывшей. Спать уложили в коридоре на раскладушке, добытой Мирославой у соседки, поскольку третий в спальне лишний. Но, так толком и не заснув, в районе четырех утра Реджеп пришел к следующему умозаключению: эдаким макаром ему долго не протянуть. Надо со всем этим что-то делать.
И мысленно метался от одного решения к другому: позвонить родителям Жюли, наорать на нее или молча выставить, найти ее бывшего – пусть забирает, сбежать на Север полярником. В результате так и не сгенерировал никакого окончательного вывода и все-таки задремал, когда уже светало.
Что и говорить – на работу он снова перся невыспавшимся, злым на весь белый свет и твердо настроенным изгнать парижскую нечисть из своего дома. И так вышло, что явился на кухню в числе первейших, и это дало отличный повод устроить разнос подходившим сотрудникам по поводу того, что у них тут почти фронт, а по важности, может, и круче, и каждый боец на счету, даже если у него смена еще не наступила. И вообще в новогодние праздники как поработаешь, так потом год и проведешь – в смысле на заработанном. В общем, эту непрекращающуюся речь даже Хомяк заглянул послушать. Ну просто ради любопытства, а то ему уже донесли, что Реджеп-бей там блистает красноречием.
В конце концов, Валерий Анатольевич, насмеявшись вдоволь, похлопал Реджепа по плечу и негромко, чтобы другие не слышали, буркнул:
– Там твоя Татьяна-ханым уже пришла, так что дуй к ней, приводи нервы в порядок.
– Так еще ей рано! – вскинулся Четинкая, даже не врубившись, откуда Хомяк в курсе.
– Ну, видать, тоже не спалось.
Шеф сорвался с места и добежал до двери. А уже там подзадержался. Дошло. Оглянулся на Хомяка и серьезно проговорил:
– Мне надо было там… у нее… уточнить по поставкам!
– Ну вот уточняй и успокаивайся! – благословил его Хомяков.
И через минуту Четинкая уже распахивал дверь в Танин кабинет.
– Джаным! – огласил он возгласом его стены раньше, чем успел заметить, что Тани как раз и нет.
– Не кричи, пожалуйста, - раздалось у него за спиной, - ты не у себя в кухне.
Реджеп резко обернулся, и улыбка застыла на его губах от выражения Таниного лица.
– Прости! – все же выпалил он. – Я тебя искал. Я хотел поговорить, вчера не получилось.
– Хорошо, - Таня обошла Шефа и деловито прошла к своему столу. – Но давай позже. Сейчас совсем некогда.
И она кивнула на горы бумаг на своем рабочем месте.
– Тамам. А когда сможешь? – все еще не понимая, что происходит, допытывался он.
– Если бы всё это само могло разгрестись, я была бы несказанно рада.
– Но перерыв-то у тебя будет?
– Хочешь привлечь меня к борьбе за свои права? – усмехнулась Таня.
– Хочу сказать тебе кое-что важное!
– Реджеп! Я поняла, но мне сейчас некогда. Правда.
– Ладно. Зайду позже! – проворчал он. Словом, настроение и ранее было ни к черту, но теперь к черту хотелось отправиться самому. Может быть, потому что она его туда и послала. – Легкой работы, джаным.
И с этими словами свалил обратно на кухню – кричать. Там – можно, в коридоре – нет. Хотя, надо сказать, кричать-то как раз и расхотелось, потому как внутри назревало что-то мерзкое. Типа недоброго предчувствия, но Реджеп искренно считал суеверия откровенной глупостью и не верил в них. А вот раздраженность у него была как раз на пике. Сказывались усталость, недосып, недомолвки с Таней и бывшая в его квартире, а какая психика это выдержит?
В общем, едва дотерпев до обеда, он предпринял новую попытку штурмовать свою зеленоглазую неприступную крепость. И снова явил себя на административном этаже, чтобы банально поцеловать запертую дверь в Танин кабинет.
– А она уже ушла! – важно сообщила ему Настюха, застегивая пуховик и с любопытством глядя на Шефа – чего-то тот зачастил.
– Куда ушла? – спросил он.
– Ну, наверное, как обычно – лебедей кормить.
– Таня кормит лебедей?
– Да постоянно. Кажется, влюбилась, - хохотнула Настя и оставила его одного, развернувшись к лестнице.
Но долго оставаться в одиночестве Четинкая намерен не был. И в пролете между первым и вторым этажами обогнал ее и вылетел на улицу через служебный вход, даже не надев верхней одежды. Почти бегом миновал парковку, обогнул ресторан и выскочил к набережной, зашарив глазами по округе в надежде увидеть Таню.
Она попалась ему почти сразу. Пышная копна ее желтоватых волос поблескивала на солнце, раздуваемая ветром, дующим с моря в лицо. Таня и правда застыла у кромки берега, там, где на волнах и на прибрежных камнях было большое скопление птиц – лебедей, чаек, уток и голубей.
– Не стой у воды, простудишься, - услышала она его голос за спиной.
– Я тоже могу предупредить тебя об угрозе заболеть, если шляться по ночам, - протянутый ею кусок булки был деловито отобран подошедшим лебедем, Таня повернулась к Реджепу и хмыкнула: - И если будешь ходить раздетым.
– Один-один. Ничья, - улыбнулся он. – Пошли кофе попьем, раз вырвались.
– Я не хочу кофе, - сказала Таня и снова отвернулась к птицам.
– У тебя последнее время прямо какое-то предубеждение к кофе, джаным. Раньше, вроде, такого замечено не было.