The Мечты. Соль Мёньер
Шрифт:
– Я просто не хочу кофе. В данный конкретный момент. Не вижу в этом ничего странного.
Сказано это было таким тоном, что Реджеп резко почувствовал холод с моря, пробравшийся под китель, и штормовые потоки воздуха, едва не сдувающие колпак.
– Э-э… эвет, - кивнул он, не понимая, чего дальше делать-то, но все же решил брать быка за рога: - Значит, без кофе. А прогуляться не хочешь? Все равно тут стоишь, принимаешь воздушные ванны.
Таня снова повернулась к нему и с любопытством оглядела всю его немаленькую фигуру, смотревшуюся посреди зимы у моря более чем экзотично.
–
– Какой еще саботаж? Я пашу тут круглосуточно, ты же видишь!
– Чего ты хочешь?
– Как чего? Мы же договаривались!
– Можно, конечно, и так сказать, - она посмотрела ему в глаза и на мгновение замерла, впервые разглядев их под ярким солнцем. Карие лучики вокруг самого зрачка пронзали зеленоватую радужку. Она сморгнула, словно пыталась избавиться от наваждения, и усмехнулась: - Тогда я тебя внимательно слушаю.
И вот в этом самом месте он завис.
А что сказать-то?
«Ты мне нравишься».
«Я безумно в тебя влюблен».
«Выходи за меня замуж, джаным».
Да мать твою, еще в прошлом месяце они не были знакомы!
И через минуту она ответит ему: иди нафиг.
Или еще лучше – рассмеется в лицо.
Таня – не Анфиса, не Леночка. И уж точно не Жюли!
Но наш янычар не был бы янычаром, если бы не бурлящая южная кровь. И не бешеный турецкий темперамент. Ну и женское внимание его, признаться, несколько избаловало. Потому, немного выпятив грудь колесом, он очень серьезно проговорил:
– Я приглашаю тебя на свидание. Нормальное настоящее свидание.
Таня не рассмеялась. И не послала нафиг. Ну вот так сразу. Она минутку подумала, кинула птицам остаток булки, сунула руки в карманы и полюбопытствовала:
– Это то, о чем ты собирался поговорить?
– Ну… почти. На самом деле, я… джаным, я ужасно соскучился. Ты заботилась обо мне на прошлой неделе, а на этой мы совсем не видимся.
– Я поняла, - кивнула она. – Ты уже заболел, и у тебя начался бред.
– Наоборот, выздоровел! – мотнул он головой, все еще не соображая, что происходит.
– Вот и прекрасно! – выкрикнула Таня. Сил сдерживаться у нее больше не осталось. Додумался! Свидание. Дома у него невеста, а на работе у него свидания. Чудно устроился! Султан и его гарем. – Прекрасно! Тогда перестань молоть чепуху.
– В смысле чепуху? Почему чепуху? По-твоему, сказать девушке, что скучаешь по ней, – это чепуха?
– Да! Если это говоришь ты – мне, то да. Это абсолютная чепуха!
Несколько мгновений он переваривал полученную информацию. А потом мрачно спросил:
– Это означает нет?
– На кухне ты соображаешь быстрее, - фыркнула Таня.
Он вскинул бровь и сунул руки в карманы. И прямо сейчас никакого холода уже и в помине не было. Будто бы жаром обдало.
– А обязательно унижать человека, если он тебе не нравится? Или это ты у отца переняла?
– Можно подумать, твой отец – пушистый зайчик!
– Не пушистый и не зайчик. Но я не помню, чтобы на тебе это как-то сказалось!
– То, что сказалось на тебе, – я исправила, - снова закричала Таня. – Что тебя не устраивает? Перед тобой не извинились? Не вопрос. Извини, что тебя несправедливо уволили. Теперь нормально? Теперь ты отстанешь от меня?
– Отстанешь? Отстанешь?! – теперь уже орал он, окончательно теряя самообладание – Что значит, отстанешь?! Ты сама приходила ко мне! Я не заставлял! Сама помогала, хотя я не просил! Сама по своему желанию возилась со мной, носила лекарства, убеждала своего папашу уж не знаю в чем! А теперь бесишься? Потому что я не так все понял?! А как еще я должен был понять твои визиты всю прошлую неделю, а?!
– Никак не должен! И ничего не должен! – зло выкрикивала она ему в лицо. – Ты мне ничего не должен! И я тебе ничего не должна!
– Значит, не должен?! – спросил он так, что стайка птиц взлетела в небо, а неподалеку от них уже оглядывались люди, присматриваясь – вдруг девушке помощь нужна.
Таня сглотнула и отвернулась к морю. Не знала, что сказать. Да и что тут скажешь? Все высказанное им она и сама понимает. В следующий раз умнее будет. А о его полигамности уж явно не ей переживать. Об этом пусть его французское совершенство переживает. Хотя, может, ей это нравится. Мало ли… Что Таня, в сущности, понимает в отношениях? «Дура-переросток!» - мысленно констатировала она. И пришла в себя, почувствовав, как ногти больно впиваются в ладони – так сильно сжала их в кулаки.
– Возвращайся в ресторан, - проговорила она тихо, не оборачиваясь. – Холодно.
– Разве? По-моему, очень жарко, - громко в противовес ей и хрипло проорал он, и она почувствовала, как его большие крепкие теплые руки обхватывают ее плечи и разворачивают обратно к нему. Мгновение, и выцепила глазами его угрюмое, мрачное лицо. Совсем не такое, как всегда. Совсем другое лицо.
Это лицо загораживало солнце. Загораживало небо. Море. Мир вокруг. До звона в ушах – повсюду только оно.
А потом он ее поцеловал. В третий раз в жизни.
– Прекрати! – выдохнула она ему в губы и с силой уперлась в плечи, вырываясь из его объятий. – Не трогай меня!
– Буду трогать, потому что ты все врешь! – не отпуская ее, зашептал он.
– Что хочу, то и делаю! – дернулась она снова. Она не позволит ему развлекаться за свой счет. Таня со всей силы ударила его по рукам и зло зашипела: – Просто поиграть захотелось. Сначала в ресторан, потом с тобой. Отпусти!
На сей раз он ее послушал. Руки разжал, чуть отталкивая ее от себя, да и сам отшатнулся, резко увеличив между ними расстояние для верности. Потому что себе он не доверял, потеряв контроль над собой. А теперь, как идиот, пытался хоть как-то осознать сказанное, но вместо этого чувствовал жжение под ребрами. Пытаясь погасить это самое жжение, хватал ртом прохладный и наполненный морем воздух, глубоко втягивая его в себя, отчего его грудная клетка широко раздувалась и опадала, что было заметно в кителе, сшитом идеально по фигуре. Но ни черта внутри не остужалось. Может быть, поэтому, а может быть, еще по какой причине, Реджеп, сверля ее глазами, процедил: