Тибо, или потерянный крест

Бенцони Жюльетта

Тибо уже успел изведать радости плоти. Когда он только прибыл в Эль-Хаф, старик испытал на нем власть гашиша, и тогда он узнал странную эйфорию, ощущение обладания безграничными возможностями. Как и все, кого Синан воспитывал в своих орлиных гнездах, он наполовину пробудился в сказочном месте, в роскошной беседке наподобие тех, в каких на Востоке укрываются в знойные часы... Открытая беседка в благоухающем саду казалась отлитой из золота, как и все, что в ней находилось... как и гладкое тело гурии. С ней он и познал то сладострастие, которого всегда старался избегать. Сначала — из-за Бодуэна, но потом и по осознанному выбору, потому что хотел сохранить себя

в чистоте для чистой любви, жившей в его сердце, и потому что перед глазами у него была распутная Аньес. Что же касается тех потаскух, которых можно было встретить на жарких улицах Иерусалима, и тех, что следовали за армией, — они были ему противны. От первых он попросту шарахался, вторых отгонял хлыстом. Дважды он поддавался воздействию наркотика, но третьего раза не было. Он отказывался от всякой еды и всякого питья, какие ему подавали, и ограничивался водой и фруктами до тех пор, пока Синан его в этом не упрекнул. И тогда он открыто сказал, что не хочет больше затуманивать своей мозг и стать со временем губительной игрушкой в руках Старика.

— Я — рыцарь и христианин, и намерен жить и умереть достойно. Ты можешь убить меня или прогнать, если хочешь.

— Но ведь фидаин-христианин — это так заманчиво, я хотел попытаться обратить тебя. Конечно, это не то, что я тебе обещал, но мне нравится заглядывать в души до самой их глубины. Оставайся здесь, сколько захочешь, и живи, как тебе нравится. Я больше не стану посылать тебя в рай!

И тогда Тибо, желая отблагодарить его, рассказал Старику о Печати Пророка, которую тому не стоило никакого труда получить и которая могла в его руках стать грозным оружием против ислама...

А рай Тибо познал теперь. Куда более прекрасный и более пьянящий, чем тот, какой предлагал ему Старик, потому что любовное наслаждение, которое делишь с любимой женщиной, не может сравниться ни с чем. Долгие часы они с Изабеллой предавались любви и делали это радостно. Да, радостно, хотя они понимали, что второй такой божественной ночи у них не будет, но эту они прожили так, словно впереди у них была вечность, а произносили они только слова любви, которые были прекраснее самых прекрасных стихов...

И ей, и ему казалось, что рассказывать подробно обо всем, что происходило с ними во время столь долгой разлуки, означало бы потерять слишком много драгоценного времени. Изабелла уже знала главное от Балиана. Почти все — кроме того, как получилось, что ее возлюбленный нашел приют у Горного Старика.

— Когда я был изгнан из Тира, — объяснил Тибо, — я недолго шел один. У обочины меня ждал человек. Это был исмаилит, и он отвел меня в заброшенный и полуразрушенный дом, где ободрил меня, накормил и объяснил, что единственное возможное для меня убежище — там, где его хозяин. И я последовал за ним!

— Он ждал тебя? Как это может быть?

— Для этих людей нет ничего невозможного. Их шпионы повсюду, и Старик, Рашид эд-Дин Синан, не упускает случая добиться признательности несчастных, осужденных справедливо или несправедливо. Именно это он и попытался сделать...

Больше Тибо ничего не сказал, но Изабелле было довольно и этих слов. Единственное, что имело для нее значение, — это видеть своего любимого целым и невредимым. Да и к тому же рыцарь не мог открыть ей невероятную правду, ожидавшую его в Эль-Хафе в виде письма от Адама Пелликорна. В этом письме друг сообщал ему, что перед тем как отплыть на Запад, чтобы доставить туда то, что он искал (что именно — Адам не уточнил), он зашел в маленький порт Мараклеи, чтобы добраться оттуда до Старика, с которым

тайный магистр и некоторые его приближенные поддерживали эпистолярные или иные отношения. Адам уже встречался с Синаном, и на этот раз отправился к нему для того, чтобы попросить позаботиться о друге и брате, которого оставлял одного. Вот так и получилось, что за Тибо, который об этом и не догадывался, следили и следовали повсюду, куда бы он ни двинулся... и спасали от смерти или рабства. Но этими сведениями он не мог поделиться даже с Изабеллой, потому что речь шла о тайнах, Тибо не принадлежавших...

Ночь была слишком коротка, и, когда крик петуха возвестил об ее окончании, Изабелла, потеряв голову, повисла на шее у любовника, пытаясь его удержать.

— Нет! Еще рано! Неужели я снова тебя потеряю?

— Придется, любовь моя! Через несколько часов здесь будет король Кипра, он увезет тебя на свой остров...

— Почему бы ему не остаться здесь? Когда я выйду за него замуж, он станет королем Иерусалима, а значит — и Акры... Я хочу жить в этом дворце... в этой комнате, где смогу воссоздавать твой образ... Но куда же отправишься ты? Снова в Эль-Хаф?

— Нет, эту страницу я уже перевернул. Сейчас Балиан проводит меня в главный дом Ордена тамплиеров...

— К тамплиерам? Но они тебя прогонят или даже выдадут Амальрику!

— С какой стати? Я уже был осужден и изгнан. Кроме того, перед моим отъездом Синан вручил мне послание к магистру. В нем он объясняет, как был убит сенешаль... и признается, что это он приказал задушить Жозефу Дамианос. Я знаю, что Жильбер Эрайль меня примет. Скорее всего, я буду наказан за такую долгую отлучку, но останусь в Акре... Так я буду ближе к тебе.

— И все же слишком далеко! Увижу ли я тебя еще когда-нибудь?

В эту минуту в комнату вошла Хелвис.— Уже светает! Скорее, рыцарь! Вам надо поторопиться! Мой отец ждет вас!

— Иду!

Тибо в последний раз заключил Изабеллу в объятия, прижал к себе так крепко, что ей стало больно, и поцеловал в дрожащий рот...

— Мы соединены навеки, Изабелла. Я знаю, когда-нибудь мы встретимся...

— Когда?

— Может быть, не в этой жизни, но наши души так крепко привязаны одна к другой, что время не сможет нас разлучить, пусть даже пройдут века. Я вечно буду твоим, и, если человек проживает не одну земную жизнь, я сумею тебя найти... Я сумею тебя узнать!

Высвободившись из объятий молодой женщины, он подвел ее к Хелвис, поспешно оделся и, не оглядываясь, выбежал из комнаты.

Вскоре Тибо в сопровождении Балиана д'Ибелина прошел через порт, украшенный флагами в честь того, кого здесь ожидали, и направился к крепости тамплиеров у маяка, за которым не было уже ничего, кроме сверкающего простора Средиземного моря...

Вокруг Изабеллы хлопотали ее служанки. Она, неподвижная, словно статуя, с залитым слезами лицом, готовилась принять четвертого супруга и новую корону, но душа ее была совсем с другим...

Эпилог, где конец становится новым началом

«Я больше никогда не встречался с Изабеллой, видел ее лишь издали: она — среди роскоши блестящего двора, я — в рядах рыцарей-тамплиеров, неотличимых друг от друга в белых с красными крестами плащах, кольчугах с наголовниками и стальных шлемах. И все же это было радостью. После свадьбы она большую часть времени проводила в Сен-Жан-д'Акр. Именно там она родила еще одну девочку, которую назвала Мелисендой. Позже я убедился в том, что она — моя дочь, и это стало для меня большим утешением, прежде чем причинить боль...