Тигр, светло горящий
Шрифт:
— Вы стали мне как дочь, моя дорогая, да, как дочь. Вот почему я знаю, когда происходят изменения — ведь я знаю вас не хуже, чем отец знает свою дочь. А изменения произошли, моя дорогая. Ведь так?
Мисс Девайн ничего не сказала.
— Неужели вы думали, что я не замечу, Лаура? — спросил Филип Астлей, наполнив своей природной нетерпеливостью голос. — Да половина публики догадалась! Неужели вы думали, что мы не заметим, как вы полнеете и становитесь медлительнее? Да у вас «поросенок на вертеле» превращается в настоящую свинью.
Мейси задержала
— Так скажите мне, деточка, о чем же вы думали? Как вы допустили, чтобы такое случилось с вами? Я полагал, у вас для таких дел достанет ума.
После короткой паузы он добавил уже мягче:
— Он не подходит вам, Лаура. Вы это наверняка прекрасно понимали, разве нет?
Наконец мисс Девайн заговорила, хотя ответила она совсем на другой вопрос.
— Это потому, что моя семья недостаточно для вас хороша? — спросила она своим низким шотландским голосом — таким низким, что Мейси пришлось податься вперед, чтобы услышать. — Видимо, ее семья устраивает вас больше.
Мисс Смит теперь неторопливо скакала по арене на своем жеребце, а Джон двигался в противоположном направлении. Каждый раз, проезжая мимо друг друга, один из них передавал другому стакан с вином, из которого второй делал глоток, чтобы вернуть бокал обратно при следующей встрече.
— Лаура, я ни коим образом не могу оказывать влияния на выбор моим сыном женщин. Это его дело. Я не хочу вступать с ним в пререкательства, требовать у него объяснений, почему он поступает так, а не иначе. Это уж вы сами с ним решайте ваши проблемы. Единственное, чем занимаюсь я, — это представление и исполнители. И если я вижу, что член труппы больше не может толком исполнять свой номер, то я вынужден принимать меры. Прежде всего я пригласил в труппу мсье Рише из Брюсселя.
Последовала короткая пауза.
— Мсье Рише ходуном ходит на канате, — с отвращением сказала мисс Девайн. — Клоун в воздухе.
Она была права в том смысле, что у двух этих канатоходцев был абсолютной разный стиль. Для мисс Лауры было делом чести и к тому же вкуса не раскачиваться, когда она шла по канату. Ее номер был гладок, как ее темные волосы и бледная кожа.
— Когда Джон и мисс Смит закончат на арене, — продолжал Филип Астлей так, будто она ничего и не сказала, — вы должны будете отрепетировать номер с мсье Рише к последнему представлению, чтобы представить его таланты зрителям и подготовить их к тому, что в следующем году он будет выступать соло. Потому что вы не поедете с нами в Дублин, мисс Девайн, и не будете работать в цирке, когда мы вернемся. Мне очень жаль, моя дорогая, поверьте, но тут никуда не денешься. Вы можете оставаться там, где живете, еще месяц.
Филип Астлей поднялся на ноги, явно завершая этот разговор: главное уже было сказано.
— А теперь у меня есть еще несколько дел. Если я могу еще что-нибудь для вас сделать, — добавил он, открывая дверь, — вам стоит только попросить Джона Фокса, слышишь,
Он уже почти что ушел, но низкий голос мисс Девайн вдруг зазвучал громче и с большей силой, чем можно было ожидать.
— Вы, кажется, забываете, что этот ребенок будет вашим внуком.
Филип Астлей остановился на месте и словно поперхнулся.
— Только не пытайтесь меня этим шантажировать, детка! — загремел он. — Этот ребенок не будет иметь к Астлеям никакого отношения! Никакого! Он не будет моим внуком!
Его голос, натренированный на то, чтобы, перекрыв все шумы, дойти до каждого зрителя, был слышен во всех уголках амфитеатра. Его слышали костюмерши в комнате рядом со сценой, где они увязывали в тюки костюмы. Его слышали Томас и Джем, сооружавшие большие деревянные распорки между двумя блоками декораций, чтобы те не повредились по дороге в Дублин. Его слышала миссис Коннел, подсчитывавшая доход от продажи билетов в передней части амфитеатра. Его слышали даже снаружи — мальчишки, которые ждали, когда Джон Астлей и мисс Ганна Смит закончат свой номер.
Его слышала и Мейси, и этот голос стал последней деталью к головоломке, которую она решала. Эта деталь была именно такой, какой она и предполагала, надеясь все же на что-то другое, и из нее вытекало, что она должна ненавидеть и мисс Девайн.
Его определенно слышала и мисс Ганна Смит, и хотя она продолжила скакать по арене, но повернула голову в направлении ложи и посмотрела туда, только теперь обратив внимание на драму, которая разворачивалась чуть выше ее головы.
Казалось, один только Джон Астлей не заметил вспышки гнева своего отца. Он привык к крикам Филипа и редко обращал внимание на их содержание. Он всунул стакан с вином в протянутую руку мисс Смит, но та теперь смотрела куда-то в сторону и думала о чем-то другом, а потому не сжала пальцы. Стакан упал на землю между ними. Несмотря на мягкую песчаную подушку, он разбился.
Джон немедленно остановил свою кобылу.
— Стекло! — закричал он.
Мальчик, который стоял рядом с метлой в руке на тот случай, если понадобится убрать лошадиный помет, выскочил на арену.
Но мисс Смит не остановила своего коня, она продолжала скакать по арене, повернув голову и не сводя взгляда с Филипа Астлея и мисс Лауры Девайн. Она бы наехала на мальчика, орудующего метлой, если бы Джон Астлей не подхватил поводья ее коня и не остановил его.
— Ганна, что с тобой такое? — крикнул он. — Смотри, куда скачешь. Лошадь может повредить ноги стеклом!
Мисс Смит выпрямилась в седле и перевела взгляд с мисс Лауры Девайн на Джона Астлея. Она сильно побледнела, и приветливая улыбка, не сходившая с ее лица на протяжении всей репетиции, исчезла. Ее сменило другое выражение, судя по которому можно было подумать, что она больна.
Джон уставился на нее, потом перевел взгляд на ложу, где сидела Лаура с горящими глазами и стоял его дышавший, как запыхавшаяся лошадь, отец.
Потом Мейси услышала нечто такое, чего она никак не предполагала услышать из уст мисс Ганны Смит.