Тихая Война
Шрифт:
— Прекратите злорадствовать. Вы дискредитируете нас обоих.
— Вы не в том положении, чтобы учить меня манерам. Когда получите иглу данных, встретитесь с одним из моих помощников — он даст вам взамен иглу с фальсифицированной информацией, которую вы доставите дяде.
— Больше от меня ничего не требуется? — уточнила Шри, хотя знала, это далеко не всё: кое–какие планы имелись у нее самой.
— Ничего. Вы приняли правильное решение, профессор- доктор, и не пожалеете, что помогаете нам.
На заседании Сенатской комиссии по разведке Шри зачитала ответы на заранее предоставленные ей вопросы. После короткого перекрестного допроса председатель поблагодарил женщину и отпустил. Пришел черед Альдера давать показания под присягой. Шри, сидящая рядом, гордилась
Когда все закончилось, телохранители доставили Альдера домой, а Ямиль Чо повез Шри на встречу с полковником Монтанем. Они двигались по забитой транспортом улице: туда и обратно сновали велосипеды с нагруженными доверху прицепами и без них, армейские и гражданские грузовики, большие и маленькие автобусы, куда набилось столько людей, что создавалось впечатление, будто полчища муравьев налетели на крохотный кусочек съестного. Они проехали мимо монолитных суперквадр, закрывающих большую часть неба, отчего засаженные деревьями проспекты оказывались в вечной тени. На широких террасах нижних этажей теснились квартиры и магазины, вверх поднимались ярусы сельскохозяйственных платформ, оснащенных рядами солнечных батарей, а на крышах располагались ветряные генераторы, чьи гигантские лопасти отражали солнечный свет, подобно посылающему сигнал гелиографу.
Шри терпеть не могла Бразилиа с его бруталистской архитектурой, жарой, невероятно сухим воздухом и пылью, которую ветер приносил с плоскогорья, превращая небо в кроваво–красное полотно. Но больше всего она ненавидела толкотню на улицах, работяг в дешевых безвкусных одежках, с телами и лицами, не модифицированными генной инженерией, — сокрушительное количество людей, которых сюда привели необходимость и идеология. Земля принадлежала Гее, а людям доставались города — тенденция, зародившаяся с началом сельского хозяйства, достигла своего апогея. Сегодня практически каждый человек жил в городе. Мегаполисы больше не высасывали жизнь из окружающей сельской местности, не выкачивали водные, продовольственные и минеральные ресурсы в радиусе сотен и тысяч километров — отныне города обеспечивали себя всем: вода и отходы перерабатывались, еду выращивали в башнях–фермах, на крышах зданий и поднятых платформах. Словно чумные зоны, урбанистические островки теперь были изолированы от окружающей их возрожденной и восстановленной дикой природы.
Вонь с улицы просочилась в систему вентиляции лимузина. Пот, дешевый парфюм, аромат благовоний с алтарей и из храмов, дым готовящейся на огне пищи, резкий сладковатый запах газохола — все это превращалось в гремучую смесь, которая липла к коже Шри. Акустические системы, украшающие автомобили, громкоговорители над магазинами и ларьки вдоль тротуаров оглушали какофонией самой разнообразной музыки. Жизни людей разворачивались у всех на виду, словно то были не люди, а животные. Прямо на улице их стригли, им лечили зубы, накалывали татуировки, сканировали. Под сенью деревьев, выстроившихся по сторонам широкого проспекта, они ели, смотрели кукольные шоу, представления акробатов и танцоров, слушали бродячих проповедников, которые разглагольствовали на перекрестках, возле придорожных храмов с целым зоопарком тотемов. Для рабочего люда Гея была не научным концептом, не совокупностью связанных между собой биомов планеты, но древней богиней, мощной и все же такой ранимой. Они выбирали духов животных и с их помощью молили ее о заступничестве, просили о прощении за те жуткие раны, что человечество ей нанесло. Они молились о возрождении. В этих вульгарных храмах Гею изображали Афродитой, что, нагая, поднимается из морских глубин на раковине, или многорукой танцовщицей, раздувшейся фигурой беременной женщины и даже хохочущим ребенком, который танцует в залитом солнечным светом лесу.
Какое чудовищное невежество, и заполнить эту пропасть нет никаких шансов, думала Шри, глядя через затемненное стекло бронированного лимузина на карнавальные улицы. Иногда она мечтала о том, чтобы человечество покосила чума, сократив население до безопасного уровня. Она мечтала о девственной зеленой планете, по равнинам и лесам, морям и океанам которой будут ходить, ездить или
В мыслях Шри пронеслись безжизненные пустые ландшафты спутников Сатурна, сады в их городах и оазисах, зеленые соборы, свидетельствующие о триумфе разума.
Женщина вдруг заметила, что движение замедлилось, образовалась пробка. По улице пронеслась раскатистая песня автомобильных клаксонов, крики недовольных водителей. С площади с диким ревом высыпала на улицу толпа. Ямиль Чо связался с кем–то по гарнитуре, а затем сообщил Шри, что возникла небольшая проблема, но ничего неразрешимого.
— Там что, митинг?
— Полагаю, мэм, это мятеж. Из–за войны.
— Мятеж?
— Людей пичкают пропагандой. Логично, что их возмущение и гнев находят выход. Они жгут чучела, распевают лозунги. Как правило, ничего серьезного. Телевидение освещает эти события так же, как и матчи по мини–футболу.
— Я не смотрю новостные каналы.
Шри вспомнила, что давным–давно сказал ей Оскар, когда однажды она пожаловалась на то, сколько людей не приносят никакой пользы миру, а просто существуют — сосуды из плоти, подчиняющиеся слепому репродуктивному зову своих генов. Ее наставник считал, что психология толпы развилась после того, как человек стал жить в больших многонаселенных городах. Хотя сборища уродливы и жестоки, они несут в себе смысл: толпа собирается вокруг раны в народной психике, подобно лейкоцитам у очага инфекции. Это своего рода предохранительные клапаны, которые дают выход разочарованию и неудовлетворенности. Таким образом люди объединяются против реального или выдуманного врага. Сборища были всегда, сказал тогда Оскар. Какую бы форму ни принимало государство, сборища оставались константой цивилизации. Властители верили, будто они всё контролируют, будто вознеслись над толпой и правят по общему согласию или божественному праву, а иной раз управляют силой, но на самом деле они становились всего–навсего слугами толпы.
Ямиль Чо снова связался с кем–то по гарнитуре и затем обратился к Шри:
— Полиция уверяет, что мы в относительной безопасности, пока остаемся в машине. Я постараюсь вывезти нас отсюда как можно скорее, но лучше действовать незаметно.
— Мы в лимузине, мистер Чо. Едва ли мы можем оставаться неприметными. Кроме того, мы не можем пропустить встречу. Поэтому давайте выбираться прямо сейчас.
— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал Ямиль и стал потихоньку выводить лимузин.
Толпа собралась вокруг гигантского людского дерева в центре площади. Людские деревья были наследием Авернус: она создала их, прежде чем покинула Землю и отправилась на Луну, еще до Переворота. Такие сажали в каждом городе. Из их сладкого сока делали сироп, вино, пиво; размяв семянки, можно было получить биотопливо, а в сочленениях ветвей топорщились богатые белками наросты; кору использовали для производства специй и антибиотиков, а еще ее варили и изготавливали особый вид бумажной ткани; питательные листья ели сырыми. В таком дереве можно было прожить всю жизнь, ни в чем не нуждаясь. Многие праведные мужчины и женщины так и поступали — редко когда встречалось людское дерево, в котором не обитал бы нищенствующий монах или какая–нибудь ясновидящая.
С одной из нижних широких ветвей дерева на площади что–то свисало. Пока лимузин объезжал толпу по краю, Шри заметила, что это труп мужчины–альбиноса: его голова неестественно свешивалась на сторону, шея была сломана, одежда порвана. К груди ему прикрепили плакат с двумя словами, написанными, судя по всему, кровью: «Против природы». Люди колошматили ноги трупа палками, как пиньяту, швыряли в него камни и фрукты, даже ботинки. Они стаскивали с себя обувь и бросали в подвешенную фигуру.
Неужели они приняли его за дальнего? Или просто вымещали на нем зачатки своего гнева по отношению к постлюдям? Шри вдруг поняла, что все это не важно. Значение имела лишь ярость толпы.