Тихие сказки

Миркина Зинаида А.

— Так что, ты можешь останавливать их, как Она и Оль?

— Выходит, что могу. А ты сам почему не можешь? Том пожал плечами и ответил:

— Наверное, потому, что ты что-то знаешь, а я еще нет. Мне казалось, что я столько узнал, но оказалось, что этого так мало!

— Ну да, ты еще не набрал тишины. Не посидел у костра с нашими братьями гномами.

— Не посидел.

— Ну так в чем же дело? Посиди.

И Том увидел костер в лесу. У костра, как всегда, сидели четыре гнома (а может, где-то прятался пятый? Так ему показалось). Время от времени гномы подбрасывали поленья в огонь. С ними говорить было нельзя. Он это знал. Они сами друг с другом не разговаривали. Только со звездами. Когда тишина будет такой полной, что можно будет расслышать звон со звезды, один из гномов ответит на своем особом языке, который понятен звездам, деревьям и еще очень тихому сердцу.

Звон со звезды.

Вот он… Он действительно слышен. И — ответ первого гнома:

И вот в тиши открылось мне, Что только на одной струне Мир держится. Жизнь продлена, Пока звенит одна струна.

Одна струна… Он ее слышал сейчас. Звон ее длился и длился и как будто шел через него, Тома, через сердце…

А гном продолжал:

И звон идет сквозь все сердца В простор, не знающий конца. Как бы у Господа в руке Висим на тонком волоске. И он способен удержать Земную ширь, морскую гладь, Небес раскинутых простор И тяжесть ледниковых гор. Вот только б дух наш стихший мог Сберечь тончайший волосок…

У Тома перехватывало дыхание. Он вдруг почувствовал, что огромное небо и самая маленькая звездочка так тесно связаны друг с другом… Маленькая звездочка или маленькое сердце. Или что-то еще меньше, самое незаметное — внутри этой огромности. И все мироздание зависит от чего-то самого незаметного… Он поднял глаза к небу, как гномы. И — снова звон со звезды. И — ответ второго:

Огромно небо! Человек так мал! Между людьми — зияющий провал Немого неба. И в другую грудь Через все небо пролагают путь.

Да, да, надо пройти через все небо. Это он уже понял. Чтобы дойти до чьего-то сердца, надо обнять всю эту огромность. Ему кажется, что он летит… Полет — кружение, полет — приближение к самому себе из такой дали! Так он был вдали от самого себя? И не знал этого?

И еще — звон со звезды. И голос третьего гнома:

А свет какой! Какой здесь свет! Мир истончился. Больше нет Препятствий. Все насквозь отверсто, И тихо высветилось сердце. И оказалось, что оно И дарит свет. Давным-давно. С рожденья мира сердце светит, Да только кто его заметит? Его светящее тепло Вселенским телом поросло. И сколько нам ни говори, Что близок Бог, что Он — внутри, Он незаметен. Нет и нет. Но этот все пронзивший свет!..

Том совсем замер. Он знал: сейчас ему откроется что-то са¬мое великое, самое нужное и простое, как эти поленья в костре, от которых нельзя оторвать глаз. Кажется, это была первая бессонная ночь в его жизни. Вся ночь — у костра. Спать? Да как же может прийти сон, когда так переполнено сердце?

И снова — звон со звезды. И — голос четвертого: Как упорна она, как давно Мысль простейшая бьется во мне: Я — никто. Я лишь только окно. Я пробоина в плотной стене. Только плотность стены прорубя, Только после великих потерь Понимаю: я — выход в Тебя, Я — к Тебе приводящая дверь. С целым миром окончился спор. Я — никто. Обо мне позабудь. Я — лишь вход в бесконечный простор. Только вход, только дверь, только путь.

А звезды между тем начали меркнуть. Занималась заря. От костра оставались одни уголья. Казалось, гномы совсем замолкли. Но вдруг с далекой голубоватой звездочки раздался еле слышный звон и пятый гном (он все-таки был здесь) прошептал в ответ:

Бог перед нами так же растворен, Как этот побледневший небосклон. Но чтоб меж нами стерлись все границы, Нам надо точно так же раствориться, Раскрыть всю душу и сойти на нет, Чтобы от нас остался чистый свет.

И вот — ни костра, ни гномов — одна Заря. Но какая! Не-ужели… (Том вздрогнул) — заря — это то, что осталось от них в этом мире? Никогда, никогда он еще не видел такой зари! Так вот это что:

Мир истончился. Больше нет Препятствий. Все насквозь отверсто, И тихо высветилось сердце.

Сердце… сердце… Огромное сердце мира. Тайное, спрятанное у мира в груди…

И оказалось, что оно И дарит свет. Давным-давно. С рожденья мира сердце светит, Да только кто его заметит?

Он ЗАМЕТИЛ!!! Свет исходит из Сердца! В центре мира — светящееся Сердце. Свет настоящий — тайный, потому и тайный, что нельзя же сердце вынуть из груди. Обнажить — убить. Свет сердца… Свет — это любовь. Свет не только Музыку, он Жизнь рождает заново, Душу рождает. Любовь, рождающая жизнь, — вот что такое настоящий, живой свет!

Теперь к Ней! К Ней! Разве он не решил задачи? Разве не познал тайны света?

Он сиял так, как будто всю зарю вобрал в себя!

А солнце уже было высоко. Заря отгорела. Он вышел из леса и приближался к своему родному сказочному городу. У этого города было много имен: когда-то его называли Страной Детства, когда-то — Селением говорящих птиц и зверей. Важно было одно: это то, что возникло по Ее воле; это — Ее создание. Как он любит здесь каждую мелочь! Какое здесь все родное! Каждое окошко в разноцветных домиках, каждый ручной зверь, каждая птица. Каких только птиц здесь не было! Какие расцветки, какие голоса! А вот и гном, живущий в хрустальном гроте. Гном-предсказатель. Он всем предсказывал будущее и ему предсказал когда-то, что он, Том, будет светиться ярче, чем тот хрустальный грот. Ну вот и сбылось предсказание. Только… только почему же сам хрустальный грот как-то потускнел? Погас. Не светится… Странно. Он сейчас только заметил, что все потускнело. И даже маленькие золотые кони с золотой каретой, которые могли умчать в любую мечту и даже на воздух подняться, даже и они стоят понурые, никуда не рвутся, не зовут, — точно замерли. Что это? Почему птицы не поют? И почему Белая Лебедь, плывущая по озеру, поникла голо¬вой и опустила крылья? И — главное, где же, где же Она?! Девочка моя! Мой волшебный Цветок!

— Ах, Том — сказала Белая Лебедь и посмотрела на него од¬ним бесконечно печальным глазом.

— Ах, Том — сказал белый пушистый Медвежонок, про которого напрасно думали, что он игрушечный. Он был совершен¬но живой, и Тому даже иногда казалось, что и он что-то знает, по¬чти как Помпончик. Но он сказал только: «Ах, Том…» и больше ничего не сказал. У Тома перехватило дыхание.

— Где Она?

— Ах, Том! — только и повторил Медвежонок, и слезы закапали часто-часто из его глаз. — Ее нет. Ее не было уже тогда, в тот последний раз, когда ты приходил из леса. Только они так оглушили тебя, что ты не успел этого понять.

— Что случилось? Говори!

— Они пришли, вот те, слуги Правителя, схватили Ее и увели.

— Этого не может быть! Она умела останавливать их на полуслове.

— Да, конечно. Но они сказали, что если Она это сделает, Правитель тут же казнит всех своих слуг, а заодно всех нас. Нас просто не будет. Мы-то не умеем останавливать его на полуслове.

— Но Она ведь всех защищала!

— Она могла это до поры до времени. Она должна была на¬учить нас самих защищаться. Но Она не успела. А может, еще почему-то. Но только Она дала увести себя, чтобы были целы все мы.