Тихий берег Лебяжьего, или Приключения загольного бека(Повесть)

Ливеровский Алексей Алексеевич

Кира же страшно рассердилась на Юрку, накричала, что он стрекулист, и бог его непременно так или иначе накажет, и все боятся бога — даже урядник. И это уж так. Вчера только обедня кончилась, пришел в церковь урядник с одним стражником, и хотели что-то искать. Батюшка их в алтарь не пустил, и они покорились, поняли, что нельзя, ушли.

— Так они не бога, а попа испугались, — рассмеялся Юрка.

И опять ему попало от мамы, что зачем говорит поп, надо называть священник. Юрка огрызнулся, что все взрослые так говорят, а потом задумался и пошел спать. Я удивился. Гроза еще не

кончилась, молнии так и сверкали, можно было еще посидеть со всеми, а он ушел. Тогда я вышел и поднялся к Юрке наверх. Кровать была пустая, даже одеяло не откинуто. Тут засветились, загорелись молнии, и я увидел в окно, что Юрка вышел из нашей калитки и побежал в сторону Лоцманского.

Старый кирпичный

Утром, после завтрака, мы пошли в дровяной сарай, так как дождь не кончился, правда, был уже не сильный. В сарае были все, и Сережка пришел.

Юрка взгромоздился на самый верх дровяной кучи и заявил:

— Итак, собака не помогла, Бобка не захотел нас привести. Ваньку спасать надо, — это два. Мы знаем, что разбойники приходят из леса, — это три. Но где они живут? Надо найти их притон, — это первое дело. Скорее всего, они живут в пещере. Пещеру я знаю только одну, за старым кирпичным заводом в крутом берегу речки: там брали песок.

Алька тоже знал пещеру за старым кирпичным и сказал, что это очень подходящее место для притона и что он и раньше догадывался, что разбойники там живут.

— Хорошо, — сказал Юрка, — если вы согласны искать притон, то первый вопрос: когда?

Алешка Артист округлил свои и так большие глаза и предложил искать ночью:

— Будем красться и заметим огонек.

Ночью никому не захотелось. Днем, наверное, удобнее, когда разбойники должны отсыпаться после набегов. Юрка подумал и как бы ответил на наши мысли:

— Отлично. Надо идти сейчас же. Дождь перестал. Если мы бегом туда и обратно, то успеем вернуться к молоку, и дело сделаем, и никто не узнает, где были.

Алька пытался перечить, говорил: «А что мы, если найдем, сделаем с разбойниками? Они могут нас убить». Мы согласились с Юркой: там видно будет и, главное, успеем удрать. Юрка крикнул:

— Побежали! Все за мной, на носках, на третьем шаге выдох.

Помчались все сыщики. Руки поджаты в локтях — топ, топ, топ — выдох, топ, топ, топ — выдох. Долго-долго бежали полем до опушки леса. У меня, как всегда, закололо под ложечкой, и я попросил остановиться, передохнуть. В лес вошли шагом. Алька сразу сел и набросился на кислицу. И мы все. Под деревьями было прохладно и пахло земляникой со сливками. Дальше идти не хотелось; мне, наверное, больше всех не хотелось — ведь я, если не считать Мишки, самый младший.

Юрка встал и сказал:

— Пошли, пошли…

Алька замотал головой:

— Подожди, доем.

— Всю кислицу? Лопнешь. Пошли.

Алька облизал губы и думал вслух:

— Вряд ли успеем вернуться к молоку. Я дал маме честное слово, что приду пораньше.

Юрка засвистел сквозь зубы, тяжело задышал и бухнул Альке в лицо:

— Ты свинья. Старая свинья. Просто трусишь. Никуда тебе не надо. Хочешь бросить товарищей? Мы тебя проклянем самым страшным

проклятьем и навсегда исключим из племени.

Алька сдался, и мы не торопясь пошли; страшно не хотелось. Решили искать пещеру вверх по реке, начиная от кирпичного завода. Скоро мы оказались на крутом берегу речки, над заводом. Завод заброшенный, остались там глиномятка, развалившаяся печь для обжига кирпича и дом для рабочих. Спустились по дороге и шли мимо заброшенного дома. Вдруг Юрка повернулся к нам и сделал руки крестом:

— Стойте! Нюхайте!

Мы принялись принюхиваться. Пахло дымом. Тут я заметил у самой реки две рогульки, между ними зола и из нее тоненькая ниточка дыма.

— Давайте уйдем, — зашептал Алька, — они близко.

У меня захолодело в животе, посмотрел на Юрку — он бледный. Неожиданно для всех Алешка Артист решительно покрутил головой:

— Тише! Тише! Спокойно! Пошли смотреть, в случае чего, бежим!

Когда он сказал это слово, у меня дернулись в обратную сторону ноги. Все равно пошли смотреть.

Около костра валялись обглоданные рыбьи кости и корка хлеба. Больше ничего. У воды на мокром песке отпечатались свежие следы страшно большого сапога и босой ноги. Рядом куча рыбьей чешуи. Мы оглядывались, оглядывались — людей не было видно. Алешка схватил Юрку за руку, показал на дом:

— Смотри! Лестница…

К чердачному окну была прислонена лестница, сбитая из жердей. Мы подошли поближе, говорили только шепотом: вдруг они там, на чердаке? Алешка сегодня был самым отчаянным, сказал:

— Никого нет. Они втянули бы наверх лестницу, так всегда делают разбойники. Я пойду.

Сказал и полез. Нас просил подождать, потому что лестница плохая. Через минуту показался в окошке, поманил рукой. Полезли один за другим. Я только влез, как услышал Юркин голос:

— Ого! Смотрите, смотрите.

В дальнем углу чердака у окошка, целого, не разбитого, занавешенного какой-то тряпкой, стоял стол. Около него две чурки как стулья, над столом на гвозде, вбитом в балку, фонарь. Совсем рядом под скосом крыши кровать, вернее, логово из досок и сена. На столе пустая бутылка, две кружки, куски хлеба, огрызок сахара и длинный, блестящий нож. Отчаянный Алешка взял его и, размахивая руками, продекламировал, правда, тихим голосом:

Лемносский бог тебя ковал Для рук бессмертной Немезиды, Свободы тайный страж, карающий кинжал, Последний судия позора и обиды…

Мне стало страшно-страшно. Я прямо умолял:

— Брось, Алешка, положи на место. Ребята, пойдемте.

Алька меня поддержал, прошипел:

— Уйдемте, уйдемте, они сейчас вернутся.

Юрке, видно, тоже было страшно, но он не убегал, продолжал осматривать чердак, нагнулся и вытащил из кучи сена лошадиный хомут, совсем новый, наверно, тот, что пропал у тети Зины. Не знаю, почему, когда осмотрели хомут, стало не так страшно. Не такие уж разбойники, раз хомуты воруют и Ванька где-то тут, и мы его все знаем, обыкновенный наш Ванька прачкин. Юрка скомандовал: