Тихий берег Лебяжьего, или Приключения загольного бека(Повесть)
Шрифт:
Револьверный патрон
У нас происшествие.
На утренних бревнах было скучно. Накрапывал дождь, и мы никак не могли решить: оставаться ли на улице, или идти домой? Купаться или играть в футбол, конечно, не хотелось. И у сыщиков было плохое настроение: разбойников в столяровом доме не оказалось, где же их искать? Девочки болтали всякую ерунду и собирались идти на сеновал, под крышу.
Алька вынул из кармана какую-то блестящую штучку и показывал. Ванька Моряк — у него папа военный — сразу узнал патрон от револьвера. Мишка закричал: «Дай мне!» — и схватил у Альки из руки.
Что тут началось. Пришлось позвать взрослых. У Альки-Мишкиной мамы сразу сделалась мигрень. Она замотала голову сырым полотенцем, плакала, стонала и все повторяла, что Мишка взорвется и умрет. Мы осторожно, чтобы не трясти и не толкать, под руки свели Мишку, чтоб поближе, к нам в дом и положили на диван. Мишка стал страшно важный и, хотя, конечно, трусил, молчал — не плакал, только сопел.
Сережка сказал, что Мишка пока безопасный, он взорвется, когда патрон начнет перевариваться в желудочном соке. В общем, решили Мишку не трогать, а его мама размотала полотенце и пошла за фельдшером.
А пока все взрослые и мы сбились на крыльце и обсуждали Мишку, чтобы не при нем говорить: он и так испугался. Мама спросила:
— Юрий! Кто дал Мишке патрон? Наверно, ты. Сколько раз говорила, чтобы вы не лазали в папин охотничий ящик!
Никто из нас, ребят, еще не ответил, как Юрка выпалил:
— Мамочка, прости, я взял поиграть пустую гильзу, дал Альке, а Мишка выхватил и проглотил.
Кира сказала:
— Все это пустяки, порох не такой уж опасный. Алексей Васильевич, когда заряжает на столе патроны для охоты, постоянно просыпает порох. Раскатятся, как горошины, по полу, я их на совок — и в печку, хоть бы что!
Мы с Юркой переглянулись. Смешная Кира: говорит про нашего папу и путает дробь с порохом. Дробь-то свинцовая, просто расплавится, а порох вспыхнет, еще как, уж мы-то знаем, не раз поджигали.
Тетя Зина была спокойна, сказала:
— Надо подождать. Сегодня-завтра выйдет. Только бы не стал поперек.
Пришел фельдшер, вымыл руки, натянул белый халат. Спросил у мамы, что Мишка проглотил. Мама ответила, что патрон. Какой? Мама пошла в папину комнату и принесла из охотничьего ящика большой медный патрон двадцать четвертого калибра от папиного ружья и поставила его на стол.
— Наверно, доктор, такой.
Совсем не такой: Алька маленький нашел, но мама, конечно, не знала.
— Ого! — удивился фельдшер.
Подошел к Мишке, заставил его открыть рот, посмотрел язык, пощупал пульс и решил: выйдет.
Мишка заплакал и совсем перестал шевелиться. Мама сказала «спасибо» и дала фельдшеру денег. Тогда он присел за стол, написал рецепт и протянул маме:
— Слабительное. Не беспокойтесь, выйдет.
На следующий день все Лебяжье знало, что Миша проглотил патрон. Вдруг пришел урядник. В комнате были две мамы, Кира, Юрка, Алька, Нинка и я. Мишка сидел на диване и читал книжку. Патрон еще не вышел, и Мишку из дому не выпускали. Урядник вошел, поздоровался, без приглашения сел к столу и боднул на нас, ребят, усатой мордой. Мама распорядилась:
— Дети, идите к себе!
Мы ушли, но щелку в двери оставили так, чтобы было видно и слышно. Урядник долго молчал, разглядывал
— Этот проглотил? Такой?
Мамы закивали.
Моя сказала:
— Он, он. Такой, такой; сын дал из отцовского охотничьего ящика.
Урядник ухмыльнулся противно и стал смотреть в нашу сторону. Юра зашептал нам:
— Если войдет сюда, будет спрашивать, не говорите, где Алька нашел патрон. Алька! Слышишь? Скажи, что я тебе дал.
Урядник встал и, не попрощавшись, вышел, придерживая руками шашку.
Мама сказала Альки-Мишкиной маме:
— Скоро будет по ночным горшкам шнырить.
— Пускай, пускай, это их дело, — возразила Кира, — подружка моя рассказывала, она рядом Путилова живет [3] , там все мутят и мутят. С флагами гамазом ходят, худые песни поют, запрещенные, и студенты с ними.
3
Путиловский завод. В настоящее время — Кировский.
Кира оглянулась, сделала таинственное лицо и почти шепотом:
— Против царя идут.
Я толкнул Юрку в бок, шепнул:
— Сейчас скажет про Надьку и «всем им кров с попки».
Юрка даже не улыбнулся, почему-то разозлился и рукой на меня махнул.
Вечером примчалась Альки-Мишкина мама, такая радостная. Кивнула моей маме: «Вышел!»
Футбол на своем поле
В нашем поселке замечательная футбольная команда, называется «Лебедь». Играет с Ораниенбаумом, Мартышкином, даже с Кронштадтом, но главные соперники — лимузинцы — футбольная команда из деревни Лимузи. Дядя Петя говорит, что в Лимузях летом еще больше петербургских лиговых игроков, чем у нас. Что значит «лиговые», не знаю, думаю, самые лучшие.
За несколько дней до матча на столбе у моста и еще на нескольких столбах появлялись объявления: «Лебедь» — «Лимузи». Счастье и радость! Играли на поле за деревней, на опушке леса. Ворота из жердей, лайны — боковые линии — мелкие канавки. Раздевалка — небольшая полянка в можжевеловых кустах. Нас туда не пускали. Там игроки переодевались, и туда заранее приносили два ведра с водой, накрытых чистыми полотенцами, и несколько стаканов.
За полчаса до игры вокруг поля тесно стояли зрители. Приезжал урядник. Привязывал к кустам лошадь и прохаживался за стеной зрителей размеренным шагом. На игру не смотрел.
Свисток! Чудесный певучий футбольный свисток! «Лебедь» выбегает на поле. Белые майки, синие трусы, сильные мускулистые гиганты. Мы, мальчишки, ревем от восторга и счастья!
— Ура, «Лебедь»! Ура! Смерть лимузинцам.
Мы приходили на поле не только во время матчей, постоянно крутились около лебединцев, когда они тренировались. Самая большая удача, если футболисты не собирали две команды, а просто кикали в одни ворота. Тут нам разрешалось становиться за голом, ловить и подавать мячи, промазанные или пропущенные голкипером. Это было страшно приятно: поймать мяч, когда бьет какой-нибудь «сам», и опять точно выкатить ему под удар в ноги. Нас называли «загольными беками».