Тихий городок
Шрифт:
— Держи на память!
Павел достал точно такой же пистолет. Они поменялись оружием и снова обнялись. Вдруг Павел увидел механика Петренко, не решавшегося подойти к командирам.
— Иди, иди, поздоровайся! — заметив взгляд Павла, разрешил Самвелян.
Леша Петренко подошел к Павлу, отдал честь. Павел пожал ему руку:
— Здравствуй, мой спаситель!
— А вы мой…
Невиданный был удар по флангам Курской дуги. Всю сталь, выплавленную за год и обращенную в броню для танковых дивизий, весь алюминий, добытый из
Кое-где русских удалось потеснить. Однако после танкового сражения под Прохоровкой фронт стал разваливаться, как глина под дождем. Пылали «фердинанды» и «тигры», «пантеры» и «леопарды». Солдаты бросали оружие и бежали из ада. В штабы непрерывным потоком поступали донесения об истреблении целых батальонов. И ничто не могло остановить бегства.
В это время Шпеер вспомнил о фаустпатроне Хохмайстера. Он вызвал генерала Леша. Тот приехал немедленно. Рассеянно глядя на карту, рейхсминистр проронил:
— Не кажется ли вам, что отныне нам придется только обороняться?
Леш тактично промолчал. То, о чем решается говорить высший чин, не следует повторять низшему.
— Да, это так, генерал, — долговязый Шпеер в упор посмотрел на смутившегося Леша. — Мы реалисты, люди технического склада ума. Ресурсы исчерпаны. За двадцать дней под Орлом, Курском и Белгородом мы потеряли столько металла, сколько не выплавим и за четырехлетку. Нам приходится с ужасом осознавать бесперспективность этой войны…
Шпеер сел за стол, повертел массивный чернильный прибор из бронзы в виде танка — подарок «панцерфатера» Фердинанда Порше.
— Поскольку отныне нам придется обороняться, пора выпускать «фаусты», — задумчиво проговорил рейхсминистр.
У Леша перехватило дыхание. Шпеер опять может уличить его в корысти. Безопасней было бы промолчать, но министр все равно узнает об этом. Лучше от него, чем от кого-либо другого. Вздрагивающими пальцами он расстегнул замок портфеля и извлек небольшую книжку в мягком переплете.
— Что это? — рейхсминистр брезгливо взглянул на славянские буквы.
— Советский журнал «Военное обозрение», июльский номер. — Леш раскрыл страницу в том месте, где было напечатано сообщение о фаустпатроне.
Достаточно было взглянуть Шпееру на точно воспроизведенный чертеж, чтобы понять, о чем идет речь.
— А это перевод статьи, — Леш положил на стол немецкий текст.
Побелевшими от гнева глазами Шпеер впился в бумагу: «На вооружение гитлеровской армии стало поступать новое противотанковое реактивное оружие без отдачи при выстреле с плеч… Фаустпатроны первого и второго образцов отличаются своими размерами и формой головной части корпуса мины. Первый образец с гранатой диаметром 540 мм предназначен для борьбы с нашими танками КВ. 300-мм патрон второго образца — для борьбы с Т-34… Состоит из основных частей: мины кумулятивного действия с хвостовым оперением
Буквы запрыгали перед глазами. Шпеер рванул узел галстука:
— Как… Как русские узнали о «фаусте»? Я же приказывал засекретить это оружие!..
— Боюсь, приказ пришел поздней вездесущих русских агентов… Утечка могла произойти только в Розенхайме, но никак не в Карлсхорсте.
— Не хочется обращаться к склочнику Гиммлеру, но придется, — хрипло произнес Шпеер. — Вы же назначьте свою комиссию!
Вобрав в себя воздух, словно собираясь нырнуть, Леш сдавленно ответил:
— Господин министр, тогда позволю сообщить еще одну неприятную весть. Карл Беккер, дядя Хохмайстера, перед тем как покончить с собой, оставил племяннику нечто вроде завещания. Это письмо передали мне из гестапо. Разумеется, о содержании' Маркус не знает.
Леш выхватил из портфеля еще одну бумагу, положил ее перед Шпеером. Рейхсминистр стал читать:
«Дорогой Маркус! Всю жизнь прожив с иллюзиями, трудно с ними расставаться перед встречей с богом. Из наших бесед ты знал о моих воззрениях. Но постарайся понять то, что я не сумел высказать тебе до конца. Другие народы считают нас, немцев, самой воинственной нацией.
Это не так. Народ Германии больше труженик, чем воин. Его беда в том, что в разные периоды истории он позволял одурачивать себя людям, страдающим от чудовищной тяги господствовать и повелевать.
Нацисты тоже обманули его. Но прежде чем погнать на войну, они уничтожили свободу совести, слова, печати, тайну голосования, лишили народ возможности узнавать правду, навязав массовую систему дезинформации. Вопреки здравому смыслу нам стало казаться, что фюрер осчастливил Германию. «Немец — самый счастливый человек в мире», «Чем скорее мы уничтожим низшие расы, тем быстрее добьемся сытого благополучия», «Мы больше, чем просто люди, ибо мы — германцы, мы — немцы!» — разве ты и я не верили этому?
Я сознаю, что своим оружием нес горе другим народам. Но ответственность хочу нести не перед нацистскими судьями, а перед своей совестью. Поэтому добровольно ухожу из этого мира. Не желаю, чтобы и твой «фауст», и ракеты Брауна, и танки Порше, и реактивные самолеты Мессершмитта несли нацистам победу.
Прощай, Маркус. Когда-нибудь и ты поймешь, что истинный прогресс создают не титанические фигуры, не вожди и не партия, не армия и гестаповцы, а простые труженики.
Это они работают, кормят и добавляют в сокровищницу человечества крупицы знаний, мыслей, идей. Именно эти миллионы безвестных тружеников продолжают человеческий род».
Шпеер отодвинул бумагу, долго глядел перед собой в пространство. Потом тяжело поднялся, достал из шкафа коньяк, налил полную рюмку и выпил.
— Письмо я оставлю у себя, — сказал он, поморщившись.
— Но комиссия…
— Комиссии не следует совать нос туда, куда ее не просят!.. Впрочем, выявит или нет она виновных в утечке информации, все равно я не смогу отстоять перед фюрером фаустпатрон Хохмайстера. Отныне секрет лопнул. Скорее я увлеку его идеей ракет «возмездия» Вернера фон Брауна. Это будет главный козырь нашей тотальной войны…