Тихий пруд
Шрифт:
— Дженет, ты же знаешь, что она ничего для меня не значит.
— Ничего я не знаю.
— Воистину эта работа у Хьюго оказала разлагающее влияние на твои мозги. Раньше ты была понятливее. Если бы ты только воспользовалась каплей твоего хваленого здравого смысла, то поняла бы, что Энн — это так, игра.
Дженет выпрямилась, страстно мечтая стать хоть на три дюйма повыше, чтобы смотреть на этого нахала сверху вниз или хотя бы вровень, и, с трудом совладав с собой, спокойно ответила:
— Ей было бы приятно об этом узнать!
— Да ведь и она тоже играла. Ни с ее, ни с моей стороны в этих отношениях не было ничего серьезного. Один из этих мимолетных романов — «нынче здесь — завтра там».
— Вроде того, что был у тебя с Энн Ньютон и Энн Хардинг?
Ниниан расхохотался.
— Конечно! И, конечно, все они — Энн и только Энн. И ни одной Дженет! Знаешь, дорогая, что в тебе плохо, так это привычка все воспринимать всерьез — слишком много твоих предков жили в воздержании и смиренно выстаивали длинные шотландские проповеди. Мужчина вполне может поцеловать девушку, вовсе не собираясь потратить на нее весь остаток своей жизни. Говорю тебе, что ни одна из них ничего для меня не значила, и они были не серьезнее меня — клянусь, что нет. Это вообще пустяки, они ровным счетом ни к чему не обязывают.
Лицо Дженет озарила улыбка, на щеках появились ямочки.
— Хьюго говорит тоже самое.
— Правда?
— Правда.
— И надо думать, слова у него не расходятся с делом.
Полагаю, ты даже позволила ему себя поцеловать?
— Почему бы и нет?
Ниниан взял ее за плечи.
— Ты прекрасно знаешь, почему нет. Дженет — он это сделал? Ты ему позволила?
Дженет отпрянула, но слишком поздно: в дверях комнаты стояла Мириад — ни дать ни взять королева из трагедии Шекспира. Она была в том же самом платье, что и за обедом, и в алой шелковой шали, картинно ниспадающей с одного плеча, так что бахрома волочилась по полу. Поддерживая одной рукой свою импровизированную мантию, она произнесла трагическим голосом:
— Я вам помешала! Вы, вероятно, ждете моих извинений?
Ниниан лениво обернулся и поднял на нее усталый взгляд:
— С чего бы это?
— Боюсь, я вас испугала.
— Твое появление может только приятно удивить. Будь любезна, заходи и располагайся. Уверен, что нянька всегда тебе рада. Да и Дженет не захочет от нее отстать — не правда ли, моя дорогая?
Дженет продолжала стоять на том же самом месте, где ее застал приход Мириэл, ее лицо горело, но взгляд был печальным и спокойным. Обращаясь к Мириэл, она сказала:
— Да, входите. Я говорила Ниниану, что пора ложиться спать, но на самом деле еще не так уж и поздно. Адриана устала, и мы ушли.
Мириэл вошла в комнату, придерживая шаль.
— Полагаю, она сама попросила вас называть ее Адрианой.
— Ода.
— Хорошо, удаляюсь, — бросил Ниниан резко. — Только не выбалтывайте все секреты сегодня, а то ничего не останется на завтра, — помедлив на пороге, он скорчил гримасу за спиной у Мириэл и послал Дженет воздушный поцелуй.
Дженет с облегчением увидела, что дверь за ним наконец закрылась. С одной лишь Мириэл она еще как-нибудь разберется, но Ниниан, подстрекаемый Мириэл, способен на что угодно — в его глазах уже вспыхнул боевой пламень. Дженет повернулась к незваной гостье:
— Боюсь, что здесь довольно холодно.
— Это не важно, — произнесла Мириэл глубоким грудным голосом. Она положила руку на каминную полку и склонила голову. — Он не желает находиться со мной в одной комнате — вы, должно быть, и сами это заметили.
— Боюсь, вам это только кажется.
— Но это не выдумка. Это горькая очевидность. Вы просто не могли этого не заметить. Поэтому я чувствую — я чувствую, что должна объясниться.
— В этом нет необходимости.
Мириэл протяжно вздохнула.
— О нет, я уже сказала, это слишком очевидно. И мне бы хотелось, чтобы вы сами узнали правду. Посторонний человек, оказавшись среди чужих, по своему неведению может невольно причинить боль — не другим, так себе самому. И нам и вам будет легче, если вы узнаете реальное положение дел. Знаете, ведь Ниниан живет здесь уже давно и, думаю, вы догадываетесь, что произошло. Он полюбил меня куда сильнее, чем мне бы этого хотелось, — и она подняла свои темные, глубокие глаза, чтобы посмотреть в лицо Дженет. — Я пыталась его остановить, я в самом деле пыталась. Вам не в чем меня винить, я боролась как могла.
Мне самой пришлось непросто. Джеффри и я — нет, нет, ни слова больше! Эдна его не понимает, она не принесла ему счастья, но мы никогда не сделаем ничего, что могло бы причинить ей боль.
Дженет была очень невысокого мнения о тех, кто вздыхает о чужих женах и мужьях, но выражать его вслух не стала, полагая, что оно очевидно и дальнейшие откровения прекратятся сами собой. Но Мириэл снова вздохнула.
— Все это ужасно печально, и главное, никто не в силах ничего поделать. Потому что, как вы понимаете, причина не в деньгах. Я чувствую — вы, возможно, тоже, — что если люди несчастливы вдвоем, им лучше разойтись. Безусловно, развод — это грязно и низко, к тому же это стоит больших денег, которых ни у кого из нас нет, так что какой смысл даже думать об этом? У меня ведь ничего нет — совершенно ничего, кроме того, что мне дает Адриана, и у Джеффри только жалкие гроши — сверх того, что дает ему она — им на двоих с Эдной. Не думаю, что Адриана настолько жестока, чтобы отказать нам в этих крохах, если мы с ним уедем, но никогда не знаешь наверняка. Она на все способна, и поэтому не стоит рисковать. Жуткая ситуация! И иногда я думаю, не лучше ли положить всему этому конец и позволить Ниниану меня увезти.
— А он хочет вас увезти? — спросила Дженет.
Мириэл завела темные глаза к потолку, потом потупилась, стыдливо опустив ресницы.
— Вы еще спрашиваете! — голос дрогнул от печальной укоризны. — Можно ли было — и должно ли — отворачиваться от такого глубокого чувства? Ниниан безумно в меня влюблен, но в моем сердце он вечно второй. И по-прежнему остается вопрос денег. Я уверена, что его последняя книга пойдет лучше, но книги — дело ненадежное. Если только… если только Адриана не сообщит нам, в каком мы все положении! Но она думает только о себе, и даже и не помышляет об этом. Она может разделить все между нами четверыми — Джеффри, Стар, Нинианом и мною. Или, если она считает, что Стар и сама зарабатывает достаточно, она может ничего ей не оставить, или Ниниану, если его книги действительно начнут продаваться. Вы понимаете, как это ужасно — пребывать в неведении!
Дженет почувствовала, что ее терпение иссякло и сказала прямо:
— По-моему, вам лучше выбросить все это из головы и найти себе какую-нибудь работу. Как говаривала одна старушка у нас в Дарнахе, в башмаках покойника замучаешься шагать. Вы же знаете, что Адриана вполне может просто назначить всем вам содержание.
— О нет, этого она не сделает — не сделает!
— Никто не может знать, на что способны люди, пока они этого не сделают. Адриана может разделить деньги или оставить их кому-то одному. Или пожертвовать все на помощь неимущим актерам.