Тихоокеанский шторм
Шрифт:
– Надеюсь, товарищи, которые будут проводить операцию, в полной мере понимают, что в случае провала никто не должен связать их с нашей страной?
– спросил Верховный - степень риска он осознавал, но, самое малое, полмиллиарда фунтов в год в сочетании с доступом к промышленным и сырьевым возможностям Британской Империи разоренному войной Советскому Союзу были нужны как воздух, как хлеб; впрочем, возможность взять за глотку европейских аристократов и промышленников, равно как и шанс выколотить немалые уступки из американцев, тоже дорогого стоили.
– Они это понимают - на эту операцию пойдут лучшие из лучших чекистов - заверил вождя Берия.
Сталин молча взял ручку и написал на докладе 'Утверждаю. И. Ст.'. После чего, подумав, дописал ниже 'По окончании - в мой архив'. Закончив с формальностями, он протянул папку Берии.
Ранним утром 15 марта Сталин пил чай на ближней
Император хмыкнул, вспомнив, как именно Берия сумел привлечь его внимание, более того, сделать вывод, что этот человек заслуживает включения в 'ближний круг'. Дело было в далеком 1930 году, Сталин тогда отдыхал летом на озере Рица. В поле зрения Лаврентия попал некий осетин, родственники которого были репрессированы - так что горячий кавказский мужчина буквально жил мечтой о мести лично Сталину. Берия вышел на него лично, никому не доверив эту операцию - и сумел убедить этого человека в том, что он искренне желает смерти Сталину, поэтому и хочет помочь ему осуществить его месть. Он подсказал ему 'дыру' в системе охраны, точнее, организовал ее - и в заранее подготовленный момент, на тропинке парка, встретились трое: гулявший Сталин, напросившийся с ним пройтись Лаврентий, и, горящий жаждой мести осетин. Горец, естественно, не смог обойтись без театральных эффектов, крикнув что-то вроде 'Умри, собака!' - Лаврентий сумел использовать эти пару секунд, заслонив собой Сталина и наповал застрелив осетина, благо, несмотря на близорукость, стрелком он был хорошим.
Само собой, что не страдавший от избытка доверчивости Сталин не поверил в случайное стечение обстоятельств - слишком уж было маловероятно такое совпадение. Его люди раскопали всю эту историю. Хорошенько подумав, Вождь решил, что Берия ему подходит - ему понравилась способность Лаврентия ради пользы дела идти на смертельный риск, а, ведь и мог бы быть какой-то сбой и Сталин мог встретиться со своим убийцей один на один; осетин мог успеть выстрелить первым - а наганы у него были исправные и патроны настоящие; и, наконец, Император мог оценить эту попытку войти в его ближайшее окружение негативно; в любом из этих трех случаях Берия стопроцентно становился покойником, без вариантов. Не меньше ему понравилось, и умение Берии точно рассчитывать все ходы - ведь и операция явно прошла, в точности соответствуя первоначальному замыслу, и его реакцию Лаврентий вычислил безошибочно.
Замысел этой операции был таким же - переходящая все пределы наглость, помноженная на точный расчет и безошибочный выбор благоприятного момента, почти гарантировали успех.
Это было очень хорошо - но Император счел, что есть еще один сильный ход, позволяющий Советскому Союзу резко усилить свои позиции в сфере международных финансов. В Германии жил человек, знающий очень многое о неизвестных широкой общественности расчетах между финансистами англосаксонских стран, стран 'Оси' и нейтральных стран, шедших через Банк Международных Расчетов, находящийся в Швейцарии. Звали этого человека Ялмар Шахт - он был и главой Рейхсбанка, и директором БМР от Германии. Вот господин Шахт, которого с полным на то основанием называли 'финансовым гением Гитлера', знал о закулисных финансовых делах Германии действительно все - от источников и условий внешнего финансирования Третьего Рейха до и во время войны до системы поставок стратегических поставок в Германию из США через нейтральные страны во время войны. Причем, он не просто располагал соответствующей информацией, но и не мог не знать о местонахождении документов, в которых были зафиксированы эти секретные соглашения. Наверняка он знал массу интересного и о финансовых делах с англосаксами Италии и Японии. Идеальным вариантом стал бы захват архива БМР - но об этом пока что мечтать не приходилось, в лучшем случае удалось бы прибрать к рукам немецкие финансовые документы, которые в руках Советского Союза стали бы очень эффективным средством давления на элиты Запада.
Формальное основание для ареста Шахта у СССР имелось - крупный деятель нацистского режима, которого смело можно было обвинить в причастности к массе нехороших дел. На этом же основании можно было 'наложить лапу' и на архивы финансовых учреждений Германии. Оставалось решить, кому поручить столь деликатное и перспективное мероприятие.
Усиливать Лаврентия еще больше Сталин не хотел. Поручать подобное мероприятие партийным товарищам он хотел еще меньше - прочитав подробные подборки материалов из мира 'Рассвета', повествующие о 'славном пути' КПСС от Кукурузника до Меченого, Император стал относиться к партии без малейшего пиетета. Проще говоря, он начал считать партию структурой, подлежащей частичному демонтажу, с резким сокращением ее полномочий.
Как в детской считалочке 'А упало, Б пропало, что осталось на трубе?', оставался только один кандидат. Это были военные - точнее, военная разведка.
У Императора было к ним очень сложное отношение. Впрочем, народ там собрался действительно своеобразный - по части, как выражались потомки 'отмороженности на всю голову', 'летучие мыши' легко могли дать фору Лаврентию и его людям, ничуть не уступая им в умении точно рассчитывать свои действия для получения нужного результата.
Недоверие к ним со стороны большевистской партии объяснялось их вопиющей несоветскостью, если так можно выразиться - военные разведчики сохранили классическую имперскую идеологию, свято храня завет создателя своего ведомства Петра Великого 'Служить не государям, но Державе Российской!'. Да что далеко ходить, Сталин прекрасно помнил свои встречи, проводимые им в качестве куратора спецслужб большевистской партии, с вернувшимися из-за границы господами офицерами военной разведки Российской Империи. Ему говорили прямо в глаза, с небольшими вариациями: 'Простите великодушно, господин Сталин, но меня Ваш Интернационал не интересует - я служу России'.
Другое дело, что послереволюционные расклады были очень непростыми - среди господ офицеров военной разведки хватало и тех, кто просто ушел, мотивируя свой уход категорическим нежеланием 'служить хамам', были и те, кто переметнулся к противникам России.
Мысленно Сталин еще раз сказал 'спасибо' генералу Лебедеву, в кровавые годы гражданской войны занимавшему пост начальника Полевого Штаба РККА - генерал, сам служивший в военной разведке, взял под защиту коллег - и прикрывавшему Лебедева и его протеже Фрунзе. Можно было сказать, что Лебедев и Фрунзе оказались аналогом Дзержинского, принявшего на службу немалую часть жандармов, во главе с генералом Джунковским.
Отвлекшись на секунду от размышлений о прошлом, Сталин вспомнил прошлое - и, скрипнул зубами. Был тогда шанс, пусть и довольно скромный, сделать гражданскую войну куда как менее кровавой и долгой. Этот шанс заключался в следующем - в середине 1917 - начале 1918 года большая часть русского офицерства и казачества совершенно не желала воевать против соотечественников, на что имела весьма веские основания. В кратком изложении, помимо нежелания участвовать в братоубийственной войне, эти основания заключались в хорошем знании личностей таких вождей белого движения, как, например, Корнилов и Кутепов.
Парочка была и в самом деле примечательной. Так, Корнилов, при несомненной личной храбрости, не был замечен в полководческих талантах, да и в особо выдающемся интеллекте - о нем не зря говорили, что 'Сердце львиное, а голова баранья'. Тем не менее, офицер, пределом возможностей которого было командование кавалерийским полком, сначала попал в военную разведку, а, потом уверенно делал карьеру, получив сначала дивизию, которую он благополучно угробил, а, после побега из плена, корпус и армию. Семейными связями и аристократическим происхождением это не объяснялось - ну не было в распоряжении сибирского казака Лавра Корнилова ничего подобного; тем не менее, карьеру он делал на зависть иным князьям Рюриковых и Гедиминовых кровей. Еще более противоестественным выглядело его назначение главкомом Временным правительством - ну никак не сочетался лихой кавалерист, отчаянный смельчак, но, совершенно не рафинированный интеллигент Лавр Георгиевич с компанией либеральных болтунов, далеких не то, что от военной службы, а от любой практической деятельности, как Солнце от Плутона. Эти странности, заметные серьезным людям, получили некоторое объяснение в ходе корниловского мятежа, явно поддержанного 'дорогими союзниками'. Конечно, очень маловероятно было то, что генерал попросту был завербован англичанами - но, вот использовать его в качестве 'слепого' агента, одного из тех, кто, основываясь на искреннем, но превратно понимаемом, патриотизме, противодействовал старой военной элите России, считавшей, что проблемы Англии и Франции Российскую Империю беспокоить не должны, они вполне могли. В этом случае все неясности получали логичное объяснение - англичанам и французам требовались русские генералы и адмиралы, которые, превратно понимая интересы своего Отечества, послужат острием того тарана, которым должна была стать Россия, обескровливающая себя и ослабляющая Германию.