Тимур. Тамерлан
Шрифт:
Тимур снова придвинул к себе кальян и затянулся холодным дымом так, словно он помогал ему думать.
— Где твой караван?
Купец осторожно, не разгибая спины, посмотрел в сторону Мансура и ничего не сказал — в данный момент караван интересовал его не сильно.
— Я не убью тебя. Сейчас. Но решай сам, хочешь ли ты этого. Решай.
Купец помотал головой, как буйвол, отгоняющий слепней:
— Я не понимаю, хазрет...
— Сейчас я мог бы убить тебя легко и безболезненно, но когда я удостоверюсь, что ты мне солгал, смерть, которой я подвергну тебя, будет ужасна.
— О
Тимур усмехнулся:
— Аллах свидетель, я хотел тебе добра.
Когда купца увели, эмир сделал знак здоровой рукой, давая понять находящимся в шатре, что он желал бы подняться. Мансур и Курбан Дарваза не поверили своим глазам. Тимур снова усмехнулся и сказал:
— Помогите мне встать.
Выяснилось, что он хочет прогуляться. Впервые после месяца неподвижного лежания. Неуверенными руками приподняли нукеры своего господина. Они чувствовали, что ему больно, но определяли это не по его лицу, ибо оно оставалось спокойным.
— Ведите меня.
Ступая осторожно, почти не перенося вес на больную ногу, вышел на свет. Постоял, медленно и глубоко вдыхая свежий, слегка пахнущий дымом костра воздух. Мансур и Курбан Дарваза держали его под руки, они ещё не знали, стоит ли радоваться тому, что происходит.
— Туда, — тихо сказал Тимур, указывая в сторону бегущего ручья.
— Но там ничего нет, хазрет, — тихо проговорил Мансур, но ноги его сами собой начали выполнять приказание.
Мансур оказался не прав. Куст. Старый, полузасохший, задерганный ветрами предгорий куст.
Тимур приблизился к нему и, наклонившись над ним, стоял так долго, будто у него затеялся разговор с неподвижным жителем этих мест. Вскоре Мансур и Курбан Дарваза поняли, что не в одном лишь кусте дело. Тимур наблюдал за невзрачной букашкой, медленно взбиравшейся по одной из тонких корявых веток. Налетел порыв ветра, и букашка упала в жухлую траву, но тут же начала повторное восхождение. И снова ей помешал ветер. Так продолжалось раз за разом. Насекомое, против которого ополчились силы природы, не отчаивалось и наконец взобралось на самую вершину куста и отыскало там себе корм.
— Вы видели? — тихо спросил Тимур.
— Да, хазрет, мы все видели.
— Эта маленькая букашка должна служить нам примером терпения и настойчивости. Несмотря на все превратности судьбы и несчастья, мы не должны унывать. Мы должны помнить, что постоянное и упорное стремление к обдуманной цели, как бы далеко ни расположил её Аллах от сегодняшнего нашего дня, даст нам возможность этой цели достигнуть.
Тимур сделал знак, что хочет вернуться в шатёр.
— Отправляйтесь к Хуссейну, он даст нам денег для покупки лошадей.
— Рассказать ему о том, что ты уже встаёшь? — поинтересовался Мансур.
— Не надо. Ему расскажут.
Когда Тимур приблизился к шатру, он не мог видеть, что особенно сильным порывом ветра столь впечатлившую его букашку швырнуло в поток холодного ручья.
Часть вторая
Глава 1
ТЕНИ ПОДЗЕМЕЛИЙ
Человеческих тайн много,
и они темны, как могилы.
Тайна у Всевышнего одна,
и она сияет, как солнце.
В хлопковом амбаре было темно и душно. Дальняя его часть была завалена огромными тюками, в воздухе характерный запах, который устанавливается в помещении, где работают трепальщики. Лунный свет, проникавший внутрь через узкие окна под потолком, заставлял рассеянно серебриться блуждающие в воздухе пушинки.
Собравшиеся сидели вдоль стен и были почти неразличимы во мраке амбара, своё присутствие они выдавали кашлем и чиханием.
— Давно мы не собирались вместе, — раздался низкий уверенный голос.
Говорящего было не видно — какая-то смутная глыба на фоне белой, но неосвещённой стены. Говорящего, судя по тому, как зашевелились сидящие у стен, знали все. И не только знали, но и признавали за ним право говорить в укоризненном тоне.
— Сейчас принесут холодного чая, иначе этот кашель никогда не прекратится.
Говорил Абу Бекр, хозяин этого амбара и староста квартала трепальщиков хлопка чудесного города Самарканда.
Рядом с ним находились двое: великолепно известный нам Маулана Задэ и вольный стрелок, убивший многих чагатайских батыров, Хурдек и-Бухари. Это были люди, власть которых над собой охотно признавали все сербедары Самарканда и окрестностей. И не только. На нынешнем таинственном собрании были гости и из Карши, Кеша, Ферганы, Бухары.
Слово взял Маулана Задэ:
— В укор, в укор хочу вам сказать это — не собирались мы чуть ли не с прошлого урожая.
Невидимые гости стали кашлять громче и недовольнее, несмотря на холодный чай. Этого выскочку из самаркандского медресе они по большей части недолюбливали. Абу Бекра уважали, Хурдеком и-Бухари восхищались, а Маулана Задэ и недолюбливали и побаивались. Сложилось такое мнение, что он способен на всё. Никто не был так неутомим и изобретателен в мести. Кроме того, ходили слухи, что ему подчинены чуть ли не все дервиши Мавераннахра. А каждому известно, что в котомке у святого странника может оказаться не только глиняная чашка для подаяний, но и нож с отравленным лезвием.
— И я понимаю, отчего сделались вы людьми мирными И расслабленными. Ильяс-Ходжа бежал за реку Аму, нет чагатайского гарнизона в цитадели, не горят посевы, не дымятся хижины.
Пропитанная хлопковым духом темнота слушала говорящего, не пытаясь спорить или соглашаться. Как говорят в степи: подманивает ласково, чтобы убить наверняка. Все ждали, когда Маулана Задэ начнёт говорить неприятное.
— Вы решили, что Ильяс-Ходжу прогнали насовсем и можно предаться мирному и спокойному труду. Но вы забыли, что прогнали чагатаев не мы, а Хуссейн и Тимур. Толстяк и хромец сделали нашу работу. А что это значит? А вот что: мы одних хозяев сменили на других.