Тимьян и розмарин
Шрифт:
– Не у меня, мы сами по себе, – фыркнула Ри.
Лейфур улыбнулся и продолжил рассказ:
– Он сел у дивана и начал пристально следить за каждым моим шагом: как я растопил печь, чтобы прогнать сырость, поставил чайник вместо алкоголя. Но когда я повернулся к дивану с заваренными травами, ты уже спала, а Плут все так же пилил меня взглядом. Откуда ты вообще взяла такую кличку? Как по мне, его не мешало бы назвать в честь одного из князей Преисподней. Я хотел принести тебе одеяло из спальни, но он начал шипеть, выгнул спину – всем своим видом сообщал «Еще шаг – и тебе конец».
Рина потянулась, чтобы погладить кота, забыв, что его уже и след простыл, и положила свою ладонь поверх руки Лейфура.
– Я перетрухнул и ретировался, подкинув еще несколько поленьев в печь, чтобы ты не замерзла.
– Теперь понятно, как так быстро истощился мой запас дров. Ищи теперь, кто бы сделал это вместо Конли. После того, как они не поладили с Плутом, Брайан зарекся ходить ко мне, пока здесь обитает это дьявольское отродье.
Мужчина рассмеялся, но как-то нервно. Похоже, он разделял точку зрения констебля.
– А что до твоей просьбы… Сперва я расскажу тебе свою историю, ту, которую помню. Если после того, как ты меня выслушаешь, будешь все так же тверд в своем желании, что ж, так тому и быть, Лейфур, сын Норманна.
Комментарий к Rosmarin
http://vk.com/doyoubelieveinfaeries
Хештэг к главе #TuR_Rosmarin
========== Who Are You? ==========
Omnia – Who Are You?
– Каковы были твои первые воспоминания?
Они все так же сидели на пороге, с той разницей, что после долгих хождений вокруг да около в поисках места поудобнее Рина бросила покрывало поверх глины и дерева, заварила чай своему гостю и по его же наставлению укуталась пледом.
Лейфур долго не отвечал, то ли оттого, что пытался выудить из памяти нечто действительно старое, то ли оттого, что делиться чем-то настолько личным у него не было охоты, и он решал, насколько откровенным может быть с Ри, чтобы та не обличила его во лжи, если ей вдруг вздумалось организовать ему испытание в испытании.
– Детские, как и у всех, – он взвешивал каждое слово, думал, как бы продолжить, – моя мать…
– Да, так и должно быть, – она перебила мужчину, не особо заботясь подробностями его беспечного детства. Ей будто бы просто нужно было еще одно подтверждение своей ненормальности. – Возможно, если ты подумаешь, то вспомнишь что-то еще более старое, или воспоминания смешаются так, что и не восстановить хронологию. Зато я отчетливо помню тот момент, когда в моей памяти начали откладываться образы происходящего. Знаешь, когда это произошло?
– Только не говори, что ангел забыл запечатать твои губы. Вот ведь он, след над верхней губой, – Лейфур улыбнулся, щелкнул ее по носу и провел пальцем по бороздке вниз к губам.
Рина, казалось, обиделась на шутку, она отстранилась от него, отвернувшись в другую сторону, и совсем по-детски начала накручивать травинки на указательный палец, связывая из них кольца. Мужчина хотел сжать ее плечо в жесте примирения, но она предостерегающе подняла ладонь.
– Я не верю в ангелов. Мир слишком жесток для их существования. Нет, я не помню ни своего рождения, ни последующих шестнадцати лет. Первое, что соизволила записать моя память – то, как я рисую граффити на стене какого-то офисного здания в Кардиффе. Я не запомнила даже сам рисунок, только ощущение, будто проснулась от тяжелого сна, когда мужчина в костюме строго и не особо вежливо, как для столь изысканно одетого человека, окликнул меня. Первым проснулся инстинкт бежать, скрыться в темноту лабиринтов подворотен, чтобы меня больше никто не нашел. Само осознание того, что я существую, время линейно, все имеет последствия, чуть не убило меня на месте. Представь себе, что ты проснулся после долгого-долгого сна и не понимаешь, что происходит вокруг. Представь, что этот сон снился тебе всю жизнь, а по пробуждении ты не помнишь ни единого образа. Так, будто ты
Ее голос начал срываться то на шепот, то дрожать, словно она вот-вот расплачется. Воспоминания были до сих пор чересчур болезненны, отголоски былой паники все еще захлестывали ее во снах, а теперь и средь бела дня. Она обхватила себя руками, словно успокаивая, и упорно не хотела поворачиваться к Лейфуру лицом, хотя и не останавливала его, когда он гладил ее по плечам, спине, держал за руку.
– О, привет, красавчик, – Рина нарушила тишину. Рука Лейфура замерла у нее на плече. Девушка подалась вперед. – И что это ты мне принес, охотничек?
Только сейчас мужчина увидел вернувшегося пушистого монстра, который гордой поступью шел к манящей его хозяйке. В зубах у него маленький серенький комочек – мышь-полевка. Плут подошел к Ри и положил ей кровавое подношение к ногам. Лейфур был готов поклясться, что котяра поклонился и хищно улыбнулся прежде, чем переключить внимание на него. Он долго всматривался в мужчину, изучая каждую деталь, складывалось впечатление, что зверь не просто разглядывает его, но и пытается проникнуть в его помыслы, проверить своим кошачьим чутьем, насколько незнакомец безопасен для девушки.
Рина тоже наблюдала за ритуалом, но, в отличие от гостя, заинтересованно рассматривающего своего внезапного дуэлянта, девушка поглядывала на кота с опаской. Она вглядывалась в него, боясь, как бы шерсть на загривке не вздыбилась, а за беспокойно подрагивающим кончиком хвоста не сорвалась вся пушистая метелка. Плут уже проделывал нечто подобное с непрошеными посетителями. Если они ему не нравились, а случалось такое намного чаще, чем обратное, то кот сначала издавал предупреждающий рык, а потом бросался на жертву, словно на несчастную полевку, что лежала у ее ног. И мужчины побольше Лейфура улепетывали после первого же укуса одичавшего Плута.
Каково же было ее удивление, когда кот решил, что мужчина не просто проходит тест, но и улегся к нему на колени, и свернулся клубочком, предварительно боднув его в ладонь, чтобы осчастливленный раб не забывал почесывать за ушком. Вскоре плут начал издавать звуки старого холодильника с кухни в ее новом пристанище в лесах Ирландии, а Ри успокоилась настолько, что смогла продолжить рассказ:
– Как потом мне рассказывал мистер… – она запнулась. – Думаю, ты и так знаешь, кем оказался тот мужчина, который меня тогда заметил. А если нет, то будет лучше, если его имя останется тайной. Он испугался моего затравленного взгляда не меньше, чем я его угрожающего тона, потому сразу же попытался меня успокоить. А я, даже если и хотела бы, то не смогла бы сдвинуться с места – страх парализовал меня. Мистер N увидел рисунок, похоже, он был одним из тех, в которых вы видите смысл, разгадку. Лицо его изменилось и выглядело не лучше моего. Он был ошеломлен.
– Значит, мистер… N, – Лейфур решил не называть его, раз она не хочет, – не твой родной отец, как он говорил, а просто… Он же не сделал тебе ничего дурного? – мужчина, вспомнив о том, что рассказ ей по какой-то причине неприятен, высказал догадку вслух.
– Нет, что ты… хотя я бы тоже так подумала, если бы услышала подобную историю из чьих-либо уст, или если бы мне сейчас предложили то же, что и он тогда. N сказал, что я очень талантлива, и этот дар нельзя оставить без внимания, без огранки. Он назвал меня Регина, на что я сразу запротестовала, нет во мне ничего королевского, хоть как он ни продолжал настаивать, что я похожа на старых легендарных правительниц. Потому от имени осталась «Рина». А Уэллс, как несложно догадаться, от названия княжества. Он предложил мне учебу в одном из престижных университетов, уроки лучших художников. Тогда я не понимала, что это многого стоит, а он не понимал моего положения.