Тимьян и розмарин
Шрифт:
– Если бы мне предложили выбирать из всех знатных дам мира, то я выбрал бы лишь тебя одну, златовласая. Я возьму тебя в жены как можно скорее, если на то воля твоя.
– Ровно через год и день ты должен приехать во дворец отца моего Хэфайдда. К твоему приезду все будет готово. Помни свое обещание и будь здоров, – попрощалась она и накинула капюшон, скрывая лицо.
– Постой, Рианнон, дочь Хэфайдда Старого, я не могу отпустить тебя без провожатого. Теперь я в ответе за тебя. Позволь моему верному Ланцелоту сопроводить тебя.
Капюшон скрыл
– Если таково твое желание, господин.
Как только Пуйл покинул их, девушка рассыпалась в благодарностях и заверениях искренней симпатии, но Ланцелот лишь смотрел на нее и горько улыбался. Через год она станет его королевой, как он и предсказывал, открывая смысл имени благородной дамы, когда клялся защищать ее. Она же не замечала его печали, увлеченная успехом хитрости.
Лишь когда пришло время расставаться, девушка прониклась грустью, обуревавшей его все это время. У ворот дворца они спешились, Рианнон обняла Ланцелота, пряча лицо у него на груди и обливаясь слезами.
– Не печалься, Рианнон, ровно через год ты будешь свободна. Мы увидимся вновь, я не забуду своей клятвы, – успокаивал ее мужчина, отстраняя девушку от себя. Она посмотрела в его глаза цвета неба. Целый год придется ей ждать, чтобы вновь взглянуть в эти полные вечности и тайны глаза. Дева вновь прильнула к нему и пылко поцеловала.
– Приди в мой сон, – прошептала она на прощание, – высуши мои слезы.
Комментарий к Komm in Meinen Schlaf
* (нем.) приди ко мне в сон
http://vk.com/doyoubelieveinfaeries
Хештэг к главе #TuR_KommInMeinenSchlaf
========== Opium ==========
Dead Can Dance – Opium
Рина впервые с момента приезда в Ирландию обратилась к огромному увесистому чемодану, который приютился в нише сеней под лестницей на чердак. По слою пыли, покрывшему черную ткань проседью, было видно, насколько почтительно девушка соблюдала покой ценного груза. И вот она стала перед ним на колени, чтобы открыть и достать принадлежности для рисования. Замки щелкнули, она чихнула и ругнулась на кимрском.
– Тебе помочь? – поинтересовался мужчина в ответ на шорохи и шум.
Девушка повернулась в его сторону и еще несколько раз чхнула, зарывшись лицом в уже запыленные рукава рубашки. Когда она, наконец, подняла голову, то сквозь затуманенный слезами взор не увидела и тени сочувствия. Наглец стоял, согнувшись в три погибели в слишком низких для него дверях, и держался за косяк, содрогаясь от бесшумного смеха.
– Рисование – явно не главное занятие, с помощью которого ты коротала одинокие вечера на отшибе цивилизации, – сказал он, утирая несуществующие слезы. – И какая ты после этого художница, – шутливо распекая ее, он все же поспешил на подмогу: протянул руку и поднял ее с холодного пола, под чутким командованием с порога продолжил начатое ею, достал акварельную бумагу и краски с карандашами.
– Благодарю покорно, – Рина ответила
– Значит, это будет портрет? – Лейфур лукаво прищурился, довольный собой, будто только что вызнал какую-то важную тайну за семью замками. Вызнал посредством хитромудрых уловок, проявил немало смекалки и чуть не сломал голову над решением задачи. Он был доволен собой, словно Плут, притащивший Рине очередную несчастную зверушку. – Как мне лучше сесть? Повернуть голову вправо или влево? А, может, взять что-то в руки? Какую-то дичь? Кстати, где твой кот? Портрет с ним получился бы эпичнее всяких сюжетов со змиями и копьями.
– Паяц, – девушка хмыкнула и запустила в него кофром от кистей. – Я сама не знаю, что это будет, когда я нарисую то, что тебе надо, и нарисую ли вообще. А вдруг я разучилась? – Она вспомнила о снах, которые не пожелали остаться в ее памяти по пробуждении. – Но я люблю видеть собеседника. Прежде чем мой рисунок расскажет что-то о тебе, ты должен поделиться чем-то со мной в ответ.
– Рыночные отношения? – усмехнулся он. – А я-то думал, что ненадолго сбежал из мира, где у всего есть цена.
– Первобытные законы магии, – ответила она. – Цена есть не только у того, что бы ты там ни продавал: пустые грезы, приукрашенные соблазнительными словами рекламы, или ненужные вещи, сбываемые при помощи подогревания потребительской горячки. Древний закон любой культуры гласит: каждое действие имеет свою цену. За все будет спрошен ответ. Вспомни любое предание, Лейфур, и найдешь в нем отголосок закона вселенского равновесия.
– А ты, смотрю, весьма подкована в вопросе того, что заставляет современный мир крутиться.
– А ты, как я понимаю, причастен к этому процессу? Как тебя занесло в такую даль? Посмотри на себя, ты же полностью пропитан современным миром с его гонкой на выживание, одержимостью обладанием и новизной.
– Это моя профессия, Рина, – ответил он, начиная долгий путь повествования, который еще предстояло пройти. По крохе, осторожно, частями и вперемежку с ложью (не всегда во благо), ступень за ступенью, но путь будет пройден. Раз на него ступивший уже не в силах сойти, когда древняя магия призвана. – Как и любая другая, она наносит отпечаток на человека. Моя жизнь – погоня за инновациями, их внедрение и последнее, не столь благородное, но необходимое, чтобы жить в мире денег, продажа оголодавшим и подогретым рекламой результата моего труда. Как-то так выглядит то, чем я занимаюсь в реальной жизни. Если пользоваться твоими терминами, Рина, то получается нечто сродни криминалу.