Тина
Шрифт:
Некоторое время все молчали, избегая встречаться взглядами. Аня первая очнулась и решила грубостью предварить возможное продолжение Инниного «выступление», как реакцию на слова Жанны.
– Прикуси язык. Ни слова больше, – «осадила» она молчавшую Инну. – Все-то у тебя с вывертами и со шпильками. Тебе уже пристало думать о Боге, а ты все воду мутишь, чертей в ней будоражишь. В нашем детдоме, таким как ты, говорили: «Закрой поддувало».
«А Инна здесь причем? Совсем осмелела Аня, – подумала Лена. – Видно отсутствие большой аудитории придает ей сил. Только не понимает она, что дурной, взбалмошный, непокорный характер у Инны от
Неожиданно Жанна сказала с неизмеримой грустью:
– Любила вот и была рядом. И нисколько не жалею.
И улыбнулась с какой-то застенчивой доверительностью:
– Кому радость ума, кому радость чувств.
– Писатель Григорий Бакланов говорил: «Женщины – это лучшее, что есть на земле. Если бы все мужчины это понимали», – сказала Аня.
– Хорошие и умные мужчины все наперечет, – усмехнулась Инна. – Думаешь, Бакланов брешь пробил в мужском сознании? Слабое нам утешение. Кто-то из великих сказал, что русская нация всегда была сильна женщинами. И это не комплемент нашим мужчинам.
У Лены комок подступил к горлу. Свое вспомнилось…
– Владимир Вишневской правильно написал: «В жизни любящий платит всегда», – вспомнила Жанна.
«Сказала, чтобы лишний раз изведать особую «прелесть» горькой сладости прошлого?» – каверзно подумала Инна. И вдруг вспомнила недавний вопрос Ани: «Куда бы ты, если бы могла, вернулась в свои последние годы, в старости? Может, в детство?» «Туда, где мне было легко и радостно, – ответила я ей. – Но такого времени в моей жизни не было. Если было легко, то не очень радостно, а если и радостно, то очень трудно. Наверное, и само во многом виновата… Как бы удачно ни сложилась карьера… женщина должна быть прежде всего счастлива в семье. Не знала я и надежного детского счастья: вселенской радости от любви «предков». Некуда мне возвращаться. Останусь там, где прошла большая часть моей жизни, там куда я больше всего вложила души и добра». А потом с усмешкой добавила: «Вот раздам последние долги и отправлюсь с отчетом к Всевышнему».
– На сегодняшней встрече у наших девчонок был один лишь главный вопрос: что такое любовь и как с ней бороться, – пошутила Аня.
– Любо-дорого смотреть на тебя такую,– улыбнулась Лена. Но подумала она об Инне.
Резкая боль в области висков на время отвлекла ее от беседы.
– …Помнится, одна твоя шутка стоила мне вывиха коленной чашечки, – засмеялась Аня.
– Да ну тебя, вспомнила! Той истории сто лет в обед и двести в ужин, – сердито засопела Инна. – Надо же было так случиться, что я…
«Ночные разговоры звучат как полусонный бред, – вяло скользнуло в голове Лены. – Что-то муторно мне, колики в груди и вообще…» И она снова впала в тяжелую дрему.
– …И
– Сам напросился. Окраины необходимо осваивать.
– Ого!
– …Не снизошла на тебя, городскую, сельская благодать. Ты только по касательной соприкасалась с селянами, – увела беседу на прежнюю стезю Инна. –
Я бы деру дала, убежала бы без оглядки, так, что за хвост не поймать.
– Провоцируешь?
Лена настороженно глянула в сторону Инны.
– Разве я сболтнула лишнее? – дернулась та.
– Отчасти ты права, – сказала Жанна. – Мне до конца так и не стали понятны мотивы их поведения. Почему они с тихим упорством цеплялись за… эту скудную жизнь? Может, это у них генетическое? Меня там постоянно жестоко мучил нестерпимый культурный голод, какая-то тяжелая безнадежность... Конечно, я была двужильной, но и изнурительная работа не спасала... Я тосковала. Отправляясь за мужем в деревню, я была далека от мысли, что это геройство будет стоить мне лучших лет жизни. Но если бы снова понадобилось…
Инна не захотела услышать ответ Жанны. Побоялась, что та озвучит что-то примитивно-пошлое или избыточно-пафосное, и прервала личную направленность рассказа Жанны:
– На Западе сельским хозяйством занимаются три процента населения, и мы к тому же идем.
– Ты уверена? – рассмеялась Жанна, словно сочла эту мысль нелепой.
– Вера есть, уверенности нет, – отшутилась Инна.
– Я бы первым делом сельское хозяйство стала развивать и весь мир кормить. Вещи мы не часто покупаем, а есть каждый день хочется, – заметила Аня.
– И еще военную промышленность, – подсказала Инна.
– Но меня все же больше волнует другой вопрос. Почему в семьях вместо того, чтобы жить дружно партнеры борются за лидерство, – совершенно неожиданным образом продолжила свою мысль Аня.
– Этот вопрос тоже стратегический? – вновь подколола Аню Инна. – Причин тому море. Устроить тебе ликбез? Во-первых. «Я назову тебя солнышком, только ты все успевай». В этом весь наш российский мужчина, – с мрачным удовлетворением в голосе отметила Инна. – Между прочим, я слышала от подруги – она живет в Риме, – что итальянские мужчины не менее забалованные, чем русские. Она права?
– Похоже, некоторые из наших мужчин этот стих понимают слишком буквально, – утвердила Иннин тезис Жанна. – Но не на всякий морально-этический вопрос можно ответить однозначно. Тогда жилось бы очень просто. Это тебе не физика с математикой. Даже в природе масса исключений и отклонений от нормы, – попыталась увильнуть от прямого ответа Жанна. – Есть лебеди и волки, а есть более примитивные особи. И что прикажешь принять за норму?
– Неподражаемая! – усмехнулась Инна. – Состояние влюбленности – это же счастье. Зачем же себя лишать его?
– Я не лишала.
– Но ты же чувствовала укор себе, глушила это чувство, потому что замужняя, потому что бабушка тебе говорила, что измена в мыслях, тоже измена. Или для тебя все же главное: не нырять в чужую постель?
– Каждый должен раз и навсегда решить, что для него важнее: семья или увлечения? Я выбрала семью, детей. Всегда приходится чем-то жертвовать. И в мелочах, и в крупном. Как же иначе?
– Ну да, привычная отсылка к брачной норме, – хмыкнула Инна и накрылась с головой простыней. И уже через нее пробурчала: