Тина
Шрифт:
– …У американцев порядка больше, – сказала Аня.
– Они его оружием устанавливали, а мы говорильней, – нетерпеливо поправила ее Инна и сердито постучала себя кулаком по лбу.
– Поведение американцев отдаленно напоминает мне пацанов-хулиганов из моего детства: собирают кодлу и нападают на одного. И считают себя правыми. Однотипные постановочные кадры. Помнишь, как дружно американцы долбали на телемосте химика, перебежавшего в нашу страну? А еще кичатся своей свободой! Живут богато за счет того, что весь мир надирают, беспрерывно печатая макулатуру – свои не поддержанные золотым запасом «зеленые». Да еще ложью и подменой понятий. Они основные положения морали
– Здесь ты хватила лишку. Уподобляться западу? Ни за что! Мы болеем за Россию. Угомонись. Страшнее смутного времени ничего нет, но мы уже пережили безвластие, отсутствие строгих законов, растерянность.
– И что же, даже не рыпаться?
– «Век иной, иные песни». Надо ухватиться за новое время и плыть с ним в одном потоке. Ни история, ни страна не могут ждать, пока мы окончательно опомнимся.
– Жизнь новая, но печали старые.
– Открыли людям большие возможности , но все бросились не в науку, не в искусство, не в созидание, а деньги зарабатывать.
– Деньги дают свободу.
– А мы считали – отсутствие вещизма.
– Кое для кого свобода – нетребовательность к себе.
– А Илья опередил время?
– Нет, он где-то сбоку.
– Отщепенец?
– Дашка не на того поставила?
– А ты сразу этикетку прилепила?
– И все же современные дети более ушлые, в хорошем смысле этого слова, чем мы.
– Сейчас тоже нужны люди с позицией.
– Диктат рубля оказался сильнее диктата идеологии.
Интересно, что останется от этого времени в памяти людей через двадцать пять лет?
– Ну-ну… вообрази, – усмехнулась Инна.
19
– Мой отец в сорок пятом встречался с американцами, – вернулась Инна к утерянной теме. Ему было под сорок и у него не было юношеской эйфории от употребления их тушенки. Говорил, что улыбки америкашек не искренни, что они считают себя самыми умными и уважают только свою нацию.
– К нам каждое лето целые толпы их молодежи приезжают. Купили огромный магазин около института, тот, что раньше научно-методической литературой торговал, и занимаются распространением религиозной литературой или еще чем-то. Первый год я на них с любопытством смотрела, но потом они стали меня бесить своей настырностью и чувством превосходства над нашими людьми. Я как-то спросила: «Зачем нам ваша религия? У нас своя, тысячелетняя имеется». Улыбаются. Не нравятся они мне. У всех на лицах неподвижные, неискренние, словно нарисованные маски дружелюбия. Вышколенные одинаково, будто из организации «гитлерюгенд». Только у одной девушки я заметила естественные эмоции: осторожное любопытство и недоверие. Так она, как оказалось, напросилась с ними съездить в Россию просто так, в отпуск, ради интереса. Эти молодые люди постоянно говорят о толерантности. Надеются переформатировать нас и нашу среду обитания? А что есть толерантность? «С медицинской точки зрения – это ослабление или утрата иммунной системы, неспособность организма к иммунному ответу. А в политическом и социальном плане – это утеря национального и религиозного иммунитета, корней, которыми народ держится за родную землю. Мы должны оберегать, защищать и закалять свою генетическую корневую систему, свою идентичность, иначе наши внуки не воспримут свою культуру, не будут отличать добра от зла, и мы исчезнем как нация». Так режиссер Никита Михалков говорил. Я с ним согласна.
Но что самое обидное, наши безработные женщины у них на побегушках: по квартирам ходят, нахраписто суют яркие религиозные рекламы с обещаниями рая, навязчиво, настырно пристают со своими разъяснениями и внушениями.
– Что выиграла наша страна, пойдя коммунистическим путем? – раздумчиво спросила Аня.
– Была распята на кресте советской власти, – хмыкнула Инна.
– А теперь не распинают нас? Деревня окончательно обезлюдила. Безнадежно-чахлая, немощная… «Две избушки, три старушки», которые слаще морковки ничего не едят. В старину шутили, что в России с ноября по март ничего кроме сугробов не произрастает. А теперь мы круглый год питаемся заграничным. Картошку, редиску закупаем. Позорище! Стыд и срам! – прямодушно выложила свое мнение Аня. – Но ведь не народ виноват.
– Опять «черные метки» чиновникам и бизнесменам начнешь раздавать?
– Пора.
– Что бывает, когда поверхностные, посредственные люди попадают в водоворот великих исторических событий?
– С людьми или с историческими событиями?
– Вот я и думаю…
– Что думать? Достаточно проследить события от Ивана Грозного до Путина или хотя бы последних трехсот лет и сделать выводы, – фыркнула Аня. – Они как «Князь Тьмы и Князь Мира».
– Ты не обманываешься на этот счет? А глубже не желаешь заглянуть?
– Я и гляжу.
– Молодец, – на полном серьезе похвалила Аню Инна.
– …Одним проще стать поперек проблемы, другим – уйти от нее.
– Можно принимать или не принимать Ельцина, можно подсчитывать его недостатки и ошибки, но мне кажется, с выбором преемника он не промахнулся.
– Дай-то Бог. Ошибся или нет – жизнь покажет, – сдержанно заметила Инна. – Не забывай, «короля делает свита». Трудно бороться с махиной наслоения всякого «добра». Одних чиновников полтора миллиона! Будем надеяться, что справится.
– Я верю. Он руководитель новой формации. Пусть ведет наш корабль через бури и штормы перестройки, а наша молодежь посодействуют, поможет, тем более, что пока никто ему в затылок не дышит. Капитализм, похоже, всерьез и надолго. Хочешь-не хочешь, но придется его развивать, – отозвалась Лена.
– И начнем Ельцинскую Россию поверять Путинской, – поддакнула ей Жанна.
– Это всё твое пророчество или только одна из тенденций? Таково божественное проведение? Мнение Всевышнего на компьютере не просчитать. А может, явление президента нового типа – результат «духовной вибрации земли»?
На что Инна намекала Жанне последней частью своей фразы, Аня не поняла, но спрашивать не стала, боясь шквала презрительного обвинения в полной некомпетентности или даже в отсутствии элементарной эрудиции.
– А что мы выиграли, перейдя к капитализму? Повсюду еще большая безответственность, безалаберность. Так же за каждой справкой бегаем. А чиновниками – этими мерзавцами, падкими на чужое – теперь еще в большей степени кишит наша земля. Правда и неправда для них имеет равные права. Они все равно делают нас крайним, и мы расхлебываем последствия. Кругом масштабная ложь. Мы не способны отделять реальность от ее интерпретации. Мы трагически дезориентированы.