Тина
Шрифт:
А Валька зло спросила:
– Кому ты после Вадима нужна будешь?
Замахала она меня в тот день, все мозги раздолбала.
– Слышала я, как хвалился Вадим перед ребятами, что он мастер заговаривать зубы. Говорил, что умеет влезать в доверие к простофилям, любит ловко выуживать сведения, поддевать дурачков на крючок и потрошить их, нажимая на пружины человеческих слабостей и пуская в ход угрозы. Плебей! У него один критерий для людей: беден или богат. Счастливчиком себя воображает, верит, что его солнце никогда не закатится. А я думаю, что потерпел он свое Ватерлоо еще в школе. Мне он кажется рохлей и пентюхом, у которого от страха перед старшими дружками подлость и бесстыдство наружу лезут. Если я не ошибаюсь, не предметом зависти, а для насмешек в компании он служит. Может, даже сам это понимает, но
– А я на розу, чтобы мной восхищались. Я же красивая и добрая.
– Розой? Это делает часть твоим мечтам. Трудно быть достойной такого высокого звания. Есть люди лишенные всякого внутреннего сияния. Таким не быть розами. Мои слова доступны твоему пониманию? Что натолкнуло тебя на мысль стать розой или кто? Вадик расточал тебе похвалы и комплименты? Выкладывай начистоту, – наседала Валька. – Не верь ему. Уходи от него пока не поздно. Нельзя остаться в его компании, не подвергая себя риску стать такой же, как они. Неминуемо настанет день, когда ты это поймешь, но может быть уже поздно будет. Вадька – шваль. У него раскованность, даже на людях, граничит с хамством. А один на один как он с тобой ведет? Вот ты говоришь, что добрая. А мать свою жалеешь? Стараешься для нее стать хорошей, успешной? В чем твоя доброта проявляется? В том, что никого не бьешь, не режешь? Этого мало. Нечего тешить себя пустыми фантазиями, чаще задумывайся о последствиях, меньше глупостей натворишь. Жизнь подкидывает нам вопросы, но не дает на них ответы. Помимо всего прочего Вадька… вор.
На миг мне показалось, что в ее душе мелькнуло сострадание ко мне. В ее голосе зазвучала горечь. Но это лишь разозлило меня:
– Завидуешь мне?
– Было бы чему.
– Нужен мне этот занюханый Вадик! Не надсаживай зря горло. – Это я в сердцах возразила. – Жалеть меня вздумала? Не люблю претензий на превосходство.
А Валька свое бубнит:
– Мне теперь интересны только хорошие люди. Поплачь, слезы у нас дело обыденное. И все же нечего расписываться в беспомощности. Хочешь, помогу Вадима отшить? Вдвоем мы справимся.
– А мне все по барабану. Не надоело поучать? Ну и денек выдался! То учителя, то ты тут! Лучше тогда не жить. Это было бы нечто! Это в моей власти! – неожиданно расхохоталась я.
– Надеюсь, тебе не хватит безрассудства исполнить подобное намерение? – испугалась Валька. – В твоих рассуждениях есть что-то чудовищно нелепое. Погибнуть проще, чем достойно жить. Я верю, что не только у хороших родителей могут вырасти счастливые дети. Вот увидишь, мои будут гордиться мною! Никогда не поздно…
– Что же вы все такие занудные! – взбесилась я.
А она продолжала…
Не слушала я ее тогда. Не доходили слова до сердца, только злили. Может, в чем-то она и была права… Раньше мечтами была счастлива, а теперь и на них ни сил нет, ни настроения. Почему пью? С горя. Несчастья обрушиваются на меня. Как заставить себя не думать о плохом? Хотела бросить якорь в городе, а оказалась на задворках жизни. Так, кажется, завучка в училище говорила.
Помнится, первый раз Вадик угостил. Понравилось. А потом пошло-поехало! Чуть настроение вниз покатится, сразу за рюмку и сигареты хваталась. Вадим сначала прощал долги, не заикался о деньгах, умасливал. Много ли мне надо было: один ласковый мимолетный взгляд, прикосновение, заинтересованная улыбка и я вновь пропадала. Потом долги требовать стал. Ломанулась от него. Водворил на место, мол, не рыпайся. Опять сбежала. То
Сначала думала, что подцепила удачу, потому что он деньги огребал. Прикинула: стоящее дело. А он все промотал, проиграл. Не жизнь, клоака... Крушение всех надежд. Думала, парень не промах, а он... Напоролась… Проведение отомстит ему за жестокость! Вот она моя «анатомия страданий». Жизнь – хождение в неведомое. Трудно без проводника. Мама, папа. Слова эти совсем забыла. Как давно это было!
…Потом другая компания быстро сыскалась. Но они были старше, опытнее, жестче. Избили, еле ноги унесла… Ладно, проехали, дело прошлое. Может судьба испытывает меня? Но что-то слишком уж долго. Опротивело все. Господи, дожить бы до сентября, а там, глядишь, и хватит сил вернуться в училище, взяться за учебу. Избитой в общежитие не воротишься, хотя там не очень-то интересуются…
Где вчера была, с кем? Не могу в точности припомнить. Погудели, такой кайф словила! Дальше все как на белом листе бумаги. Вдруг один чего-то взъерепенился, словно я соли ему на хвост насыпала. Ударил очень больно. Кричал: «Нишкни, убью!» Сплошной забористый мат... и больше ничего не помню. Да, не самая смешная история. Легко отделалась, могло быть и хуже. Потом страх разбудил, будто ледяным прикосновением. Бежала. Боялась собственной тени…
Хочется есть. Украсть? Жуткая мысль. Нет, этого еще не хватало! Я не такая. Я хорошая, только никто меня не понимает. Я чистая, честная. Моя песенка еще не спета. Я как маленькая Дюймовочка: добрая, беззащитная. Мне нужен Эльф, а не этот вечно пьяный, неухоженный, растерзанный шалопай. И откуда в нем столько высокомерия? Плебей! Мне принц нужен: добрый, богатый. Ведь бывают же такие! Я же красивая!.. Боже мой, как болит голова!
Вика блуждающим взглядом окинула конуру-убежище, припала лбом к холодному запотевшему металлу противной ржавой трубы.
«Обрыдло все, – застонала она в бессильной злобе. – Вадька – молоток! Ему на все наплевать. Переметнул взгляд с одной девицы на другую и счастлив...
А Валька на следующий год снова будет пытаться поступать в институт… Учительница литературы говорила, что я способная…»
Долго еще жалела себя Вика, пока не заснула.
«…Потом было то самое утро. Неизвестно каким образом нашлись дружки. Выпили. Драка вышла из-под контроля и развивалась сама по себе, как цепная ядерная реакция. О ней физик в школе смешно рассказывал... Обложили со всех сторон. Как нож в руках оказался? Чей? Отбиваясь, ударила кого-то. А может, и не я… И расплескались истошные крики… Замели всю компанию. Потом каждый себя выгораживал. На мелочах подлавливали. Долго верила, что все еще образуется, что кто-то отведет беду.
А теперь вот грозит тюрьма – подлое пристанище. Она теперь будет мне домом? Почему именно со мной произошло чудовищно непоправимое? Я не хотела, так вышло, так получилось. Я добрая, я чувствительная, нежная. Я не жила, не любила! И меня не любили. Мамочка, пожалей меня. Ма-моч-ка!»
*
Жанна, этим летом я одну свою подопечную встретила. Одета со вкусом: белый костюмчик, туфельки и сумочка в тон. А личико усталое. Я комплемент ей сделала. Она грустно улыбнулась. Поговорили. Чувствую, очень поумнела. А сколько я с ней помаялась когда-то, пока достучалась до закрытого обиженного сердца!..
Ведет в ресторане собственную «салатную линию». Ее ценят клиенты, но хозяин не торопится отстегивать ей за увеличение прибыли. Она много читает, собирает интересные рецепты со всего мира, экспериментирует. Мечтает накопить денег, чтобы снять помещение и стать независимой хозяйкой своим знаниям и умениям. Но пока не получается. Живет на съемной квартире. Сестренку из детдома забрала, думала станет помощницей, а она даже посуду за собой не хочет вымыть. Ссоримся. А она злится, мол, в детдоме не заставляли. Иждивенка! И в личном плане жизнь не складывается. Объяснила: «Женатые мужики липнут. Знают, что защитить некому. А им одно надо. Противны они мне. Грубостью отбиваюсь. Квартиру уж сколько лет высокое начальство обещает, как детдомовской. Если бы дали, и с бизнесом сразу наладилось бы, и мужа скорее бы нашла. Брату легче. Он женился на домашней, шофером работает, двух детей растит. А я стараюсь, стараюсь, но никак не выкарабкаюсь…»