Тина
Шрифт:
«Да ладно тебе, – мягко отбивалась Тина от моих запугиваний. – Ну что ты ко мне привязалась! С чего вдруг спохватилась? Предоставь мне самой решать, кого и в какой степени впускать в свое сердце».
А я не унималась:
«Зачем ты кружишь вокруг него, словно бабочка над свечой? Разве он тот, от кого зависит твоя судьба? Чем он может отблагодарить тебя за беззаветное служение? Если уж говорить о том, что его действительно волнует, так это его собственная персона. Наглостью и хитростью возьмет свое и отступит в тень. А некоторые стыдливые останутся сидеть без гроша в кармане и будут думать, где бы им заработать себе хотя бы на скудное пропитание. Ты не видишь, что происходит
А Тина только грустно усмехалась, и в ее глазах светились непонимание и невинная оторопь. Можно было подумать, что грязь жизни протекала мимо нее, не задевая, не касаясь ее души, в которой всегда горел неведомый мне огонь, но наружу не вырывался. Вот уж воистину святая! Пропускала она мимо ушей мои невнятные намеки на предполагаемую неверность Артура. И мне уже самой казалось, что слова я произносила фальшиво, они выходили глупыми и коробили даже меня. И я в потрясенном молчании отступалась, хотя в глубине души не одобряла ни ее, ни себя. Мне уже не хотелось прокалывать «воздушный шарик ее незамутненной радости». Такая вот она шероховатая осязаемость жестоких фактов. Мне казалось, поверь она мне, эта моя правда кожу с сердца могла ей содрать… И я оставляла свои расшаркивания и советы для других, менее упрямых.
Говорят, что в основе большинства наших нелепых поступков лежать детские страхи. В определенном смысле они формируют нашу судьбу, становясь преградой на жизненном пути. Возможно, и у Тины было что-то такое, что неявным образом постоянно давило на ее подсознание. Но она была скрытной, и я делала выводы на пустом месте.
– Большинство глупостей совершается людьми по причине зависти, жадности, тщеславия и скуки, а Тина глупила – по доброте душевной? – рассмеялась Жанна. – Пора ее канонизировать?
От улыбки лицо ее осветилось и помолодело. И Лена заметила, что в свои шестьдесят пять Жанна еще не растеряла последние блестки привлекательности.
– Сколько Тина перетерпела от Артура за эти два года! И как он обошелся с ней? Закончил вуз и тайком уехал к семье, бесследно исчез из ее жизни. И мне вдруг подумалось тогда: «Нет, судьба не должна быть к Тине так несправедлива! Она обязана ее чем-то вознаградить». Да… по-всякому живут люди. Я знала одного мужчину, самым большим несчастьем которого был не выигравший в детстве лотерейный билет…
Сдается мне, что разум тогда… напрасно не одержал верх над моими эмоциями. Ох уж эта моя бестолковая, забубенная юность!.. Я и о себе думаю и говорю достаточно трезво. Перед самой собой не спрячешься за чужую спину, нет ее рядом…
Но почему-то и после Артура не пошатнулась у Тины вера в людей. Когда она научилась сносить несправедливость, не ожесточаясь сердцем? Какая странная, неумолимая идея вела ее по жизни? Понимаешь, Жанна, Тинка глупая, но такая прекрасная в своем неукротимом желании спасать несчастных и заблудших! Эта совершенно обезоруживающая, тихая, мягкая кротость и податливость нежно светились в ее глазах всеми цветами радости. Она излучала всепроникающие волны заботы и участия, желания услужить, облагодетельствовать, а врожденное милосердие заставляло ее составлять о людях доброе мнение. Мне казалось, что ее лицо так и просится на икону. Как она сумела все это в себе сберечь, не расплескав ни граммушечки, ни капелюшечки…
Сколько
Инна недовольно наморщила свой милый, чуть веснушчатый носик, но слезы все же не сдержала.
– Не ожидала я, что и у меня затворы глазных каналов ослабели и стали подтекать, – сердито фыркнула она, но свой рассказ не остановила.
– Я никогда не слышала, чтобы Тина хохотала, смеялась открыто, радостно и свободно. Умеет только скромно улыбаться. Ей идет. У нее особенная способность притягивать к себе сердца. Может, мне самой не хватает такой же вот мягкости…
Знаешь Жанна, в чем я абсолютно уверена, так это в том, что дан ей от Бога дар великой доброты… Но если и есть внутри нее Бог, то он слишком уж безрадостный. А ведь умение радоваться, быть счастливым влечет за собой желание жить. Что ее поддерживает в жизни, что стимулирует? Страдания? Тогда во имя чего? Ради спасения этих бездарей, обманщиков, подонков она совершала подвиги, жертвовала своим здоровьем? За страданием кроется только страдание и сострадание. Что она от них имела в душе положительного? Ну, я еще могу понять, когда человек вынужден принимать мучения в силу необходимости, ну там дети, родственники… а то ведь добровольно! Страдание – способ проявления несовершенства человеческой натуры или напротив – ее высшая степень совершенства? Да простит Всевышний ересь мою…
– Большинство женщин в основном только отдают, – заметила Жанна.
– Ну и зря, – рассердилась Инна.
*
– …А потом, чем дальше в лес, тем больше дров. Вскоре Тина на этого… как его там, фу ты, все мозги мне иссушил… совершенно вылетело его имя из головы… – ах, черт! о мой склероз! – … на Кирилла напоролась.
Со мной теперь часто такое случается. Вертится в голове что-то знакомое, кажется, еще совсем немного и всплывет имя. Но не получается вытащить его из кладовых памяти, ускользает оно, а потом вдруг само выскочит, когда уже не требуется, – весело оправдалась Инна.
Жанна насторожилась и вся обратилась в слух. Ей очень хотелось получить хотя бы отдаленное представление о судьбе своего сокурсника.
– Так вот и у Кирилла слюни на Тину потекли. Он оказался не намного лучше ее предыдущих пассий. Отчетливо помню: короток был у них процесс взаимного узнавания. Тинка как-то пугающе быстро с ним сошлась, буквально влет его ухватила, будто стремилась наверстать упущенное. Она просто цвела при виде его, сама льнула к нему, смотрела на него с неосознаваемым восторгом. Даже непосвященному становилось ясно, что это любовь. А я сгорала от стыда при такой ее откровенности чувств. Ну что тут еще можно было сказать? Так вышло – втюрилась Тинка. И к гадалке ходить не надо.
«Многообещающее начало», – передернула плечами Жанна.
– Кирилл казался мне неисправимо нелепым воздыхателем. Как-то неожиданно и глупо ему повезло с Тиной. И ведь на самом деле после тому много было подтверждений. Объективности ради или из ревности к Тине – это мне трудно в себе понять – я считала его недостойным. И я заносила над ним топор-возмездие – свою хулу – за то, что, по моему мнению, он занимал чужое место. Я боялась, что в силу своего характера Тина полностью попадет под его влияние.