Тиран
Шрифт:
И Фока продолжал осаду. Учитывая опыт критской компании, Никифор не позволил легионерам бездельничать. По его приказу, от берега до берега вокруг крепости стал возводиться осадный вал. С моря подступы к городу охраняли огненосные дромоны. Галеры попытавшиеся вырваться из гавани были немедленно и безжалостно сожжены.
Как и следовало ожидать, вскоре голод сделал с горожанами то, что было не под силу врагу, расположившемуся за его стенами.
Гнетущая печаль охватила жителей Тарса, когда недостаток пищи ослабил их тела. Они покрылись смертной бледностью, ничем не отличаясь от призрачных теней. И впали в ужасное отчаяние. Ведь бедствие, причиняемое голодом, наиболее губительно и достойно сожаления. Тело теряет свою стройность, холод гасит его теплоту, кожа превращается в некое подобие паутины, обтягивающей кости, и постепенно приближается жалкая смерть.
Когда горожане уже не в силах были совладать с нестерпимыми муками, они заставили эмира выслать к Никифору парламентеров. Посланники эмира заключили мир с басилевсом ромеев, при условии, что каждому желающему будет дозволено свободно уйти во внутренние области Сирии. Сдачу города Никифор поручил принимать магистру Льву. Установив на центральной площади крепости Крест победы, Лев принялся обустраивать захваченную территорию.
По заключенному соглашению, желающие покинули город, имея с собою из всего необходимого только одежду и все, что могли унести в руках. Лев Фока разрешил горожанам купить у обозников и торговцев, следующих за войском, провизию и вьючных животных для путешествия. Ведь своих они давно съели, а изможденные голодом люди едва держались на ногах. Галаты изрядно поживились: хлеб и средства перевозки достались горожанам за треть их имущества. Пять тысяч тарсийцев отправились по дороге в Антиохию. Истощенные и обезоруженные горожане были легкой добычей для любой шайки грабителей орудующих в ближайших окрестностях. И тут басилевс Фока проявил свое великодушие и распорядился выделить отряд охраны для их сопровождения.
Басилевс со свитой наблюдал, как мимо него проходила эта жалкая колонна. Что ж, подумал он, наглядный пример для сирийцев. Когда эмир Тарса поравнялся с Никифором, его остановили телохранители государя.
– Передай топарху Антиохии мои слова, – Никифор указал рукой на юго-восток. – Следующий на очереди его город. Если при моем приближении он добровольно не откроет ворота, его и его город ожидает участь Тарса. Но в этот раз пощады уже не будет ни для кого.
Эмир опустил глаза и ничего не ответил. Он был слишком подавлен своим поражением.
Тарс сдался государю Никифору 16 севаста 965 г. Окрестные земли были объявлены ромейскими. Область Тарса преобразована в фему Византии. Стратигом фемы и комитом города был назначен отличившийся в бою Варда Склир. В самой крепости был поставлен надежный гарнизон.
По повелению базилевса Варда Склир для горожан не пожелавших оставить город поднял над стенами Тарса два штандарта в качестве символов: один – «земли ромеев», другой – «земли ислама». Глашатаи объявили, что вокруг первого должны собраться те, кто желают справедливости, беспристрастности, сохранения собственности, семьи, их жизни, их детей, хороших дорог, справедливых законов и хорошего обращения. Вокруг же второго – те, кто стремятся к прелюбодеянию, к законам угнетения, насилию, вымогательству, захвату земель и конфискации собственности.
Бюрократы составили списки, по которым последователи учений пророков Мухаммеда и Ария облагались двойным налогом. Киликийцы же, добровольно принявшие крещение византийского толка от налогов освобождались. Часть земель вокруг крепости раздали отличившимся безземельным ветеранам.
По поручению басилевса, Лев Фока занимался распределением добычи. Он собрал в городе неисчислимые богатства. Портовые склады и поместья аристократов Тарса были заполнены ценностями со всего побережья Средиземноморья и из глубин Африки. Добыча была собрана, сосчитана и распределена обычным порядком. В отличие от дележа принятом в войсках халифата, в ромейском войске в казну отчислялась шестая, а не пятая часть добычи. Доля казны отправлялась в Константинополь для представления во время триумфа на столичном ипподроме. Часть этой доли была сбыта галатам по долговым обязательствам. Эти обязательства Лев Фока мог легко обналичить на золото в торговых цехах Константинополя.
Оставшееся добро Лев раздал легионерам и федератам. Ценные, но громоздкие вещи, доставшиеся им при дележе, тут же у стен Тарса легионеры обменивали у скупщиков на золотые и серебряные монеты. Иногда на самоцветы, жемчуг или редкие прянности.
Военная компания этого года подошла к концу. Дожившие до победной развязки войны ополченцы с нетерпением ожидали приказа Никифора о роспуске по домам.
Хачатур отвел Аргишти за пределы своего лагеря для откровенного разговора. Он долго молчал, что-то обдумывая.
– Дядя Хачатур, чем ты озабочен? Конечно, из-за этого тирана у нас обезображены лица. Но зато глаза, руки и ноги целы. Мы остались в живых в этой ужасной войне и даже с достатком в кошелях.
– С возрастом начинаешь задумываться не только о дне сегодняшнем, но и завтрашнем, – вздохнув, ответил Хачатур.
– О чем ты говоришь? Скоро будем дома!
– Я живу с семьей на собственной земле, которую мне выделило государство за долгую службу. Я сам себе хозяин, и мне надо платить налог за землю только государству, – стал рассуждать Хачатур. – В мое отсутствие рабы трудятся на моих виноградниках. Я могу купить еще рабов. После войны цена на них падает. В конце концов, я могу откупиться от призыва на войну. Но даже если бы я не смог заплатить налоги государству и мое имущество распродали бы за долги, я бы лишился только имущества, но не свободы. В твоем случае все гораздо хуже. – Хачатур вздохнул. – Твоя семья живет на общинной земле. Община заботиться о каждом своем человеке. Но и каждый член поселения обязан трудится на общинных работах. А ты ушел из общины по собственной прихоти. Твою работу выполнял другой общинник. Поэтому, кроме государственных налогов, твоя мать должна будет выплатить старосте деревни стоимость общинных работ, которую ты выполнял бы, находясь дома. В противном случае, за неуплату долга, одну из твоих сестер продадут в рабство.
– Но у меня же есть деньги! Я верну свой долг общине, – возразил Аргишти.
– А еще государственный налог. И с чем ты останешься? Снова ты, твоя мать и сестры будете влачить жалкое существование до следующего призыва на войну? А если в другой раз тебе не повезет? А ты подумал, что сестер надо еще выдать замуж. А кто возьмет их без приданного? – Продолжал рассуждать Хачатур.
– Что же мне делать? – Спросил опешивший Аргишти.
– Есть много вариантов. – Хачатур стал перечислять: – Можно, например, пойти на службу в какой-нибудь государственный пограничный гарнизон и получать жалование. Лет через двадцать станешь ветераном и получишь от государства кусок земли в собственность. Либо можно примкнуть к вольным наемникам – казос, хеттам. Спрос на них всегда высок и в среде купцов и у воюющих аристократов, поэтому они всегда при деньгах. Соберешь денег, купишь себе землю и заберешь из общины свою мать с сестрами.
– Наверно лучше к «гусям». У них денег побольше, – обрадовался Аргишти.
– Ну что же, – подумав, согласился Хачатур. – Есть у меня один знакомый хеттский рекс с берегов Куры. Пойдем, попробую тебя пристроить к этим самым курахетам из народа кизиков.
На том и порешили. На следующий день Хачатур повел Аргишти к лагерю вольных наемников. Его нетрудно было найти, из-за необычного вида палаток, которые назывались юртами и пасущихся рядом с ними табуна лошадей.
В отличие от ромейских лагерей, где все симмеррично и рационально, лагерь федератов отличался кажущейся хаотичностью расположения юрт и кажущимся легкомыслием его обитателей. Там бродили группами и поодиночке полураздетые люди. Одни точили оружие: кинжалы, напоминающие римские мечи и предназначенные для прямых ударов, топоры для пешего боя, длинные ножи – шашки, предназначенные для рубящих ударов с коня. Некоторые фехтовали, некоторые боролись, а некоторые просто ржали как кони, слушая рассказ очередного балагура. А чуть поотдаль от лагеря, на берегу речушки стоял юрт, над которым поднимался столб белого пара.
– Неужели кому-то из наемников холодно в такую жару, что даже развели огонь в палатке? И почему палатка так далеко от остальных? – Изумился Аргишти, внимательно присматриваясь к быту гетов, как к предполагаемому месту своего дальнейшего обитания.
– А ты как думаешь? – Хитро переспросил Хачатур.
– Наверно там находятся люди заболевшие лихорадкой, от которой знобит. Вот и согреваются в палатке в такую жару. И подальше от остальных, чтобы больных не беспокоить лагерным шумом и чтобы болезнь не распространялась, – предположил Аргишти.