Титан
Шрифт:
Ник опустился на место второго пилота.
— Вы покидаете Германию навсегда?
— Я вернусь, когда здесь не будет нацистов. Кстати, меня зовут Арндт Сименс.
Он протянул Нику правую руку, и тот пожал ее.
— Я рад с вами познакомиться, Арндт, — сказал уже успокоившийся Ник. — Думаете, дотянем до Лондона?
— Я лечу к голландской границе. Вы ведь сказали Шмидту, что собираетесь в Копенганен? Вот они и будут искать нас на севере. Я думаю, что все обойдется. Немного потрясет: на западе неважная погода. Но зато облака спрячут нас. Вы убили Шмидта?
— Да.
— Хорошо. Этот мерзавец заслужил смерть. Пристегивайтесь —
И самолет нырнул в большое облако.
Ататюрк заказал для себя президентский поезд, который был изготовлен фирмой «Линк-Хофман-Буш» и главным достоинством которого была огромная мраморная ванная комната с мраморной же ванной.
В тот же день, когда Ник совершил побег из «Фулсбюттель», поезд турецкого диктатора въехал на берлинский Шлесише-банхоф, где Ататюрка встречали сам фюрер, вся нацистская верхушка, почетный караул и оркестр, исполнявший попеременно то турецкий национальный гимн, то «Хорст Бессель». Затем процессия с высоким гостем проследовала через весь Берлин в Канцелярию, расположенную на Вильгельмплац. Здесь на втором этаже был балкон, сделанный по распоряжению Гитлера вскоре после его прихода к власти. Оба диктатора вышли на этот балкон, чтобы поприветствовать воодушевленную толпу, собравшуюся внизу. Многих потрясла расправа с Ремом, происшедшая тем летом, но не было никакого сомнения в том, что Адольф Гитлер пока сохраняет поддержку подавляющего большинства немцев.
Вечером в Канцелярии состоялся торжественный прием, на который были приглашены все дипломаты, а также берлинская верхушка. Диана Рамсчайлд беседовала с французским пресс-атташе, ожидая, когда ей удастся переговорить насчет Ника с Ататюрком наедине. Случай представился очень скоро. Ровно в девять часов Ататюрк, одетый в великолепный белый китель, разрезая грудью, увешанной орденами, драгоценностями и лентами, публику, направился к женщине, к которой он до сих пор питал романтическую привязанность. Помимо того, что она еще являлась его деловым партнером.
— У меня новости для тебя, — сказал он, взяв ее за руку. — Пойдем на террасу, там никого нет, и я заодно смогу покурить.
Он вывел ее через застекленные двери на террасу. Гитлер не выносил табака. Гости иногда закуривали на свой страх и риск. В помещениях Канцелярии никогда нельзя было уловить запах дыма.
Вечерний воздух был прохладен и свеж. Ожидался дождь.
— Боюсь, мои новости не будут тебе в радость, — продолжил Ататюрк, закуривая турецкую сигарету и с наслаждением выпуская первый дым. — Гитлер и Геринг рвут и мечут. Сегодня днем из «Фулсбюттель» сбежал Ник Флеминг.
— Он… сбежал? — тихо переспросила она.
— Да. Не везет тебе с этим человеком. Или, наоборот, ему просто дьявольски везет. Человек Лысого Али убил другого, теперь и гестапо его упустило. Мне очень жаль.
Она вдруг рассмеялась. Ататюрк нахмурился.
— Ты находишь мое сообщение забавным? — спросил он.
— Нет, просто это смех облегчения! Ведь я как раз хотела просить тебя употребить твое влияние на Гитлера с тем, чтобы Ника отпустили, а он сбежал сам! Слава Богу!
— Диана, порой мне трудно тебя понять. Я полагал, что ты ненавидишь Ника Флеминга.
— Я тоже так думала, но, выходит, заблуждалась. — Она беспомощно развела руками. — Выходит, я все еще люблю его. И наверно всегда любила.
Ататюрк склонился к руке в длинной перчатке и поцеловал ее.
— О женщины, — сказал он. — Они способны бесконечно
— Да, — согласилась она, глядя на луну, освещавшую верхушки лип. — Он необыкновенный. По крайней мере, для меня.
Дикая мысль родилась в ее голове: а вдруг наступит день, когда ей удастся возродить в Нике любовь к себе? Ту жаркую любовь, которой он пылал много лет назад?
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
В МИРЕ ВОЙНА
1939–1942
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
В мае 1939 года самой большой новостью в газетных светских хрониках был предстоящий прием в честь Сильвии Флеминг, которая стала самой шикарной девушкой года точно так же, как Бренда Фрезиер была самой шикарной в прошлом году.
Фотографии с изображением Сильвии печатались практически везде. Эта необыкновенная красавица, обладающая стройной фигурой и каштановыми волосами, была равно хороша в вечернем платье, спортивном костюме и купальнике. Ее фотографировали в клубе «Аист» в окружении поклонников из высшего света, в театре, на бегах, на матчах по водному поло у Лонг-Айленда, на паруснике среди волн пролива, в седле на дорогах Коннектикута. Казалось, измученная депрессией публика никак не может насытиться новостями об этой светской красавице, а подробности ее выхода в свет репортеры описывали с энтузиазмом.
15 мая в разделе светской хроники «Геральд трибюн» писала:
Самым громким светским дебютом года обещает стать дебют Сильвии Флеминг. Он состоится всего через три недели в Сент-Редшис Руф. Первый реверанс американскому обществу правнучки герцога Дорсетского, дочери королевы немого кино Эдвины Флеминг и военного магната Ника Флеминга по приблизительным подсчетам обойдется ее папе в шестьдесят тысяч долларов, не считая шампанского. Сильвия является большой поклонницей Гленна Миллера, но поскольку он со своей группой сейчас на гастролях, взмахивать дирижерской палочкой на торжественном балу будет маэстро Мейер Дэвис. Было разослано двести приглашений «сливкам из сливок» общества, так что тем несчастным, кто не удостоился такой чести, остается только прятаться по кинотеатрам в знаменательный вечер приема. На Сильвию покушаются, по крайней мере, десять известных молодых людей из лучших семей, однако, если верить слухам, сердце юной красавицы отдано энергичному вице-президенту «Рамсчайлд армс компани» Честеру Хиллу.
Ник и Эдвина оказались достаточно мудрыми и проницательными, чтобы понимать неуместность столь шумного и роскошного события в мире, разбитом депрессией и кроме того полном предчувствий новой войны. Они прекрасно помнили подобный торжественный прием, который закатили восемь лет назад в честь Барбары Хаттон. Закончилось все тем, что бедняжка стала у журналистов излюбленной мишенью для нападок. Правда, в конце концов Барбара Хаттон сумела вырвать ядовитое жало у общественного мнения. И потом Сильвия так жаждала этого праздника, что родителям осталось только, плюнув три раза через левое плечо, уступить дочери.