Тьма над Петроградом
Шрифт:
С такими мыслями Борис все медленнее поднимался по лестнице, но все же почти дошел до третьего этажа, когда дверь знакомой квартиры открылась, и на лестницу, негромко переговариваясь, вышли трое молодых людей в кожаных куртках, в которых, без сомнения, можно было узнать чекистов.
Сердце Бориса провалилось в пятки.
Наверняка эта троица только что провела обыск в квартире Ртищева, а может, они сидели там в засаде и к ним как раз сейчас подошла смена… Во всяком случае, если Борис сейчас сунется в эту квартиру, ему не избежать ареста!
Стараясь не показать своего волнения, он продолжал идти
– Вы куда идете, гражданин? – обратился к нему старший из них.
– К доктору Вайсенштоку, – ответил Ордынцев не задумываясь.
– Где этот доктор проживает?
– На четвертом этаже.
Чекист мигнул своим подручным, и те обыскали Бориса – надо сказать, довольно поверхностно, видимо, только на предмет оружия. Никакого оружия у Бориса не было, чему он немало порадовался, и его отпустили. Впрочем, он все же вызвал у старшего чекиста какие-то подозрения, потому что тот приказал одному из своих людей подняться с ним на четвертый этаж и проверить, живет ли там действительно доктор Вайсеншток и к нему ли направляется подозрительный гражданин.
Борис шел вверх по лестнице, и в голове его билась одна мысль: как он станет объясняться с чекистом, если доктора Вайсенштока нет и в помине, если он давным-давно уехал из Петрограда или даже умер, а табличку на парадном просто никто не удосужился снять?
К счастью, доктор оказался в полном порядке и даже принимал пациентов. В просторной приемной сидели несколько скромно одетых людей – дама из благородных с девочкой, у ребенка была перевязана рука. Еще старик в вытертой донельзя бобровой шапке и валенках, а также деревенская бабища огромных размеров. Вся левая щека у нее была фиолетового цвета, глаз заплыл и сочился гноем. Чекист проводил Ордынцева до самой двери и даже остался ждать на лестнице, так что Борису пришлось, дождавшись своей очереди, пройти в кабинет доктора.
– На что жалуетесь, милостивый государь? – осведомился доктор, вытирая руки полотенцем и глядя на вошедшего поверх очков. – Или вас следует именовать товарищем?
– В товарищи не рвусь, – ответил Борис, подходя к врачу. – А жалуюсь на боли в желудке.
– Ну, батенька! – Доктор весьма оживился. – Вы меня просто порадовали!
– Чем же? – удивился Борис.
– Да я, честно говоря, уже отвык от простых, честных довоенных болезней! В восемнадцатом и девятнадцатом году в основном приходилось мне лечить раны – колотые, резаные, огнестрельные… ну, попадались, конечно, ушибы, контузии, обморожения… нередки были случаи голодной анемии, а вот прежние болезни – такие, как радикулит, геморрой, подагра, – совершенно прекратились, как будто люди перестали ими болеть. В особенности редки стали желудочные болезни – гастрит, язва… подозреваю, что они прошли от недостаточного питания. Многие мои коллеги уверены в целебной силе голода! С тех пор, конечно, многое переменилось, раны попадаются реже – разве что господа налетчики изредка заглядывают. Но теперь в основном приходят пациенты с запущенным сифилисом. И тут вдруг заходите вы и жалуетесь на желудок. На меня словно прежними временами повеяло!
Доктор так расчувствовался, что снял пенсне и промокнул глаза чистой марлевой салфеткой. Затем, снова водрузив пенсне на нос, приблизился к пациенту.
– Покажите
– Простите, доктор, – проговорил Борис, когда врач закончил осмотр, – честно говоря, я посетил вас не только в медицинских целях…
– Так вы налетчик? – изумился Вайсеншток. – Я совсем перестал разбираться в людях! У вас такие хорошие глаза… я подумал, что вы приличный человек… но если вы налетчик – сегодня не самый удачный для вас день, вряд ли вам удастся у меня поживиться…
– Успокойтесь, доктор! – оборвал его Борис. – Я вовсе не налетчик. Я старый знакомый вашего соседа, Павла Аристарховича Ртищева. Не знаете ли вы, что с ним стало и где он сейчас живет.
– Ах, молодой человек! – Доктор снова снял пенсне. – Значит, я еще немного разбираюсь в людях! Так вы не налетчик? Это хорошо!
– Так что насчет Ртищева?
– Вряд ли я смогу обрадовать вас так, как вы обрадовали меня. Думаю, что Павла Аристарховича нет в живых. Кажется, в девятнадцатом году его забрали в ЧК, и с тех пор о нем нет ни слуху ни духу. В квартире его поселился какой-то видный советский деятель, но, судя по всему, эта квартира несчастливая: не прошло и полугода, как этого деятеля арестовали и расстреляли, а на его место вселился чекист. Но и тот недолго прожил, месяца три, не больше…
– Что, тоже арестовали?
– Совершенно верно! По обвинению в превышении власти. Вместо него поселили работника Коминтерна, но моя кухарка сообщила, что минувшей ночью арестовали и этого, за шпионаж. Кухарки, знаете ли, всегда очень хорошо информированы…
– Сейчас из его квартиры вышли трое чекистов…
– Ну ясно! Устроили в квартире засаду, ждут, кто придет к этому коминтерновцу…
Борис снова порадовался, как удачно на этот раз выпутался из неприятностей: если бы он постучал в квартиру Ртищева, не миновать бы ему обвинения в шпионаже!
Он распрощался с симпатичным доктором и вышел на улицу, благополучно миновав бывшую квартиру Ртищева на третьем этаже. Отмахав пешком несколько кварталов и сдерживая желание оглянуться, Борис наконец замедлил шаг, закурил папиросу и задумался.
Милейший доктор был не прав, утверждая, что профессора Ртищева нет в живых. Во всяком случае, после ареста в девятнадцатом году его выпустили, раз он сумел передать информацию в Париж. Где он живет? Да где угодно.
С другой стороны, если Ртищев просил прислать Бориса, стало быть, верил, что Борис сумеет догадаться, где его искать.
Что ж, Борис знает только еще одно место, где он встречал Павла Аристарховича, – дача в Озерках. Он понятия не имеет, цела ли дача и кто там сейчас живет, но это единственное место, где можно искать профессора Ртищева.
Правда, Серж не велел ему соваться никуда, кроме квартиры. Но Борис решил, что до встречи в чайной остается еще часа три, он как раз успеет проверить дачу.
До Озерков было далековато. Борис на этот раз решил взять извозчика, свистнул проезжавшему мимо ваньке. Услышав, что ехать нужно аж в Озерки, и оглядев седока, тот замотал головой: