Тьма сгущается
Шрифт:
Атакуемые с воздуха расчеты конунговых ядрометов замешкались с наводкой на подступающую пехоту, что дало Иштвану и его ребятам небольшое преимущество. Но передышка оказалась слишком короткой: по стискивающему тропу ущелью забегали огненные вспышки – это вступили в бой ункерлантские жезлоносцы. И Иштван стал палить в ответ.
– В атаку! – закричал капитан Тивадар. – Шевелитесь! Накройте их огнем да так, чтоб башки не могли поднять!
Его приказ подхватили другие офицеры. Теперь со всех сторон слышалось: «В атаку! Спалить их на месте!» Конечно же, рекрутам было гораздо труднее, чем ветеранам, которым было все равно, где сражаться – в ункерлантских горах ли, на куусаманских ли островах. Обогнув труп с пышной желтой шевелюрой, Иштван лишь сочувственно кивнул: стоит выжить в первых нескольких схватках, в дальнейших твои шансы значительно повышаются. Но если ты не пережил даже своего первого боя, других для тебя уже никогда не будет.
– Свеммель! – ревели ункерлантцы. – Свеммель!
Они кричали что-то еще, но Иштван их не понимал. С его точки зрения, их язык был похож скорее на предсмертные хрипы и стоны, чем на человеческую речь.
Луч жезла ударил так близко над его головой, что его лоб окатило теплой волной и перед глазами метнулся длинный огненный след. Он моментально бросился на землю и пополз к ближайшему уступу, за которым можно было укрыться. Лишь оказавшись за ним, он осторожно выглянул: этих проклятых ункеров в их серых лохмотьях разглядеть на фоне серых же скал было почти невозможно.
Наконец один из них высунулся из своего укрытия чуть больше, чем следовало, и Иштван, тщательно прицелившись, выпалил. Ункер обмяк, и жезл выпал из его мертвых рук.
– Хороший выстрел, сержант, – раздался голос Тивадара, и Иштван гордо выпятил грудь – нет ничего лучше, чем отличиться на глазах начальства.
Но долго гордиться ему было некогда, потому что еще через несколько минут его отряд уже штурмовал ункерлантские заграждения: тут уж оружие и какие-то особые навыки почти не играли роли – сейчас было важнее задавить врага массой. Часть солдат конунга дрогнула и бросилась наутек. Они неслись так резво, словно собирались без передышки бежать до своих далеких родных городов и деревень. Другие же, наоборот, ответили таким яростным сопротивлением, словно родились не в Ункерланте, а на родине воинов. И не их вина, что оборона прорвана – слишком много дьёндьёшцев, силы явно неравны.
– Слава звездам небесным! – выдохнул Иштван, внезапно осознав, что полоса вражеских укреплений уже осталась за спиной. – Да, будь это сражение не между нашим полком и жалкой горсточкой ункеров, а битвой двух армий, и Ункерлант, и Дьёндьёш еще долго зализывали бы раны.
– А то как же! – согласился лежавший на земле Кун – он был ранен, правда, легко. Каким-то чудом он сохранил в бою очки. А может, чародей-недоучка использовал для этого какое-то особое колдовство? Но, по большому счету, Иштвану это было по барабану. Кун указал на башенку на вершине перевала: – Осталось разорить еще вон то гнездышко, и дальше можем идти посвистывая.
– Можем-то можем, – согласился Иштван, – только через пару миль они найдут еще одну подходящую тропку и устроят нам там еще одну горячую встречу. Так и будем ползти по миль пять в день. Это сколько ж лет до Котбуса получается, умник?
Кун мысленно подсчитал и ошарашенно выдал результат:
– Три года. Или даже чуть больше.
Иштван слишком мало учился в школе, чтобы проверить, прав он или нет. Но одна лишь мысль о том, сколько еще предстоит пройти и сколько придется сражаться, наводила на него глубочайшую тоску. К тому же до него наконец дошло, что пока они не возьмут следующее укрепление, они не продвинутся ни на одну милю в глубь Ункерланта. И засевшие в крепостишке солдаты конунга делали все, чтобы задержать их как можно дольше. Они поливали все подступы к своей башне таким плотным огнем, что приближение к ней означало верную смерть.
И лишь когда вернувшиеся драконы обрушили на маленькую цитадель ливень из ядер, сопротивление ослабело настолько, что пехота вновь смогла подняться в атаку. Но ункерлантские солдаты продолжали отстаивать развалины своей крепости до тех пор, пока защищать их стало больше некому. Когда огонь стих, из руин с поднятыми руками выбрались лишь двое черноволосых мужчин.
Иштван пробрался внутрь разбитой крепости и застыл в потрясении. На его зов сквозь завалы пробрался капитан Тивадар и, оглядевшись, заметил:
– Да, вот теперь-то мы знаем, почему они смогли так долго продержаться. Так вот чем они подзаряжали жезлы!
– Да, господин капитан. Теперь мы это знаем, – потерянно кивнул Иштван.
На полу перед ними лежали десять ункерлантских солдат с перерезанными глотками. Их убили не дьёндьёшцы, а собственные соотечественники.
– Как вы думаете, они пошли на это добровольно? Или тянули жребий? А может, выбрали офицеры и таким образом свели счеты с теми, кто им не по душе?
– Не знаю, – ответил Тивадар. – Может быть, нам об этом поведают пленные.
Капитан судорожно сглотнул – он не находил слов, но молчать было еще хуже. Наконец он заговорил снова:
– Это были храбрые солдаты. Видишь? Ни у кого руки не связаны. Они добровольно отдали свои жизни для того, чтобы жезлы их товарищей могли использовать энергию и уничтожать нас.
– Да, они сами пошли на это, – печально кивнул Иштван, не отводя глаз от окровавленных трупов. – Они погибли, как настоящие воины.
Этими словами он отдал высочайшую честь их памяти и задумался: а многие ли из дьендьёшцев пошли бы на подобное самопожертвование? И чего ждать от подобных фанатиков на следующем перевале? А какие еще сюрпризы ждут их на последнем рубеже обороны? Да и дойдет ли он, Иштван, когда-нибудь до этого последнего рубежа?
До Сетубала грохот Дерлавайской войны почти не доносился; она шла где-то далеко, в каком-то ином мире. Лагоаш был надежно отделен от нее Валмиерским проливом. И в то же время только поэтому-то и можно было чувствовать себя спокойно в Лагоаше. Ибо Альгарве и Ункерлант насмерть вцепились друг другу в глотки, и сил на других соседей у короля Мезенцио уже не хватало. Лишь изредка над Сетубалом и другими расположенными на северном побережье городами появлялись одиночные зелено-бело-алые драконы и, сбросив несколько ядер, тут же улетали. Еще реже появлялись военные корабли, пытавшиеся высадить на берег десант, но тоже без особого успеха. В то время как Лагоаш почти не прекращал бомбардировки южных портов Валмиеры. А на море… и говорить нечего.
– Они нас боятся, – заявила Шавега, чародейка второго ранга, пригласившая Феранао на бокал крепленого вина в Гранд-залу Лагоанской гильдии чародеев.
Ее собеседник учтиво, в лучших альгарвейских традициях, склонил голову:
– Благодарю вас, сударыня. Вы меня убедили. Вы не оставили ни малейших сомнений в том, что принадлежность к женскому полу является гарантией ума.
Шавега одарила его мрачным взглядом. Она была на несколько лет младше Фернао, то есть ей было около тридцати, и славилась кислым выражением лица. Ее природная угрюмость тем более бросалась в глаза, что чародейка обладала довольно привлекательной внешностью.