Тьма уже внутри
Шрифт:
— У тебя ведь был твой «Император», — нахмурилась Оксана. — Я точно помню, как листала… там что-то про пустыни было и одну единственную ночь, — и замолчала, все больше погружаясь в задумчивость.
— У тебя перемешалось все в голове, наверное, — потупилась я. Не говорить же Оксанке, что моя писанина уже охотилась на нее и едва всю жизнь не вытянула. — Я все книги на домашний, родительский адрес заказывала. Думала, после Нового года привезти одну-две для повышения собственной самооценки.
Бранов негромко хмыкнул. Что стало предметом этого его смешочка, так и не поняла, но больше ни о чем поговорить не удалось. Оксанка покрутилась на кухне для виду еще пару минут, покрутилась, да и улизнула, глянув на меня многозначительно.
Я одарила ее ответным взглядом и едва приметным кивком. Права она, поговорить бы нам с аспирантом начистоту. Чего как дети малые бегаем?
— Как самочувствие?
Решив, раз гора такая непоколебимо-упрямая, пришла пора Магомету показать кто здесь главный, я с приветливой широкой улыбкой развернулась к Бранову и бойко взялась за ушки еще неразобранного пакета.
— Терпимо. Я — это все еще я. И я по-прежнему в этой реальности, — скользнув по мне взглядом и явно оценив дружелюбный оскал во все тридцать два, заломил бровь Ян. — А она на тебе, гляжу, прижилась.
Растерявшись и притушив улыбку, я, проследив за аспирантским взглядом, опустила голову. На мне вновь была его футболка и шорты-парашюты.
— Вся моя одежда в крови, и Сережа на ночь эту дал. Ты уж прости за самоуправство.
— Не за что извиняться, — Брановский тон заметно смягчился. — Тебе идет. Носи.
И улыбнулся кривовато, окатив меня с ног до головы тем взглядом, от которого в жар бросает.
Это что же, значит, упрямый аспирантище первым поднял белый флаг?
Осмелев, я уверенно положила ладонь ему на предплечье. Стиснула пальцы в знак поддержки и улыбнулась.
— Я рада, что тебе стало лучше.
Ян выдохнул и тоже растянул губы в усталой улыбке.
— Все будет хорошо. Все наладится, — нежно погладил он меня по щеке, едва касаясь. Заправил прядь волос за ухо.
И правда, все в порядке. Напрасно мне казалось, что Ян избегает меня. Но стоило лишь блаженно прикрыть глаза, как Бранов одернул руку. Уцепившись за край кухонного стола, зло выдохнул, опустив голову так низко, что лопатки под темной тканью рубахи восстали, словно горы.
— Ян…
Сделав шаг назад, Бранов выставил ладонь. Не то призывая меня молчать, не то отгораживаясь. Я благоразумно прикрыла рот и смиренно ждала. Уходить не собиралась.
Да меня теперь даже сам черт не выдворит! Нечего было… смотреть на меня так!
Ян вновь шумно втянул носом воздух и выдохнул. Медленно, равномерно. Пришел в себя наконец и как ни в чем не бывало снова принялся разбирать продукты.
Я так и застыла. Хотелось ли мне в его аспирантскую морду чем-нибудь залепить? Честно? О да. И не раз.
— Я все обдумал, Мика, — подал голос Бранов.
Самое время. Иначе я чуяла, как терпение иссякает, едва-едва удерживаясь во мне и цепляясь когтями-зубами за разум.
Желая хоть чем-нибудь руки занять, пока они сами не нашли себе занятие, караемое статьей Уголовного кодекса, я схватила пакет и выдернула из него куриную подмороженную тушку. Грохнула ею о стол.
— Раз уж обдумал, то давай. Делись.
Бранов аккуратно вынул помятые связки пушистой зелени, не спеша открыл холодильник.
— Нам нужно ограничить общение.
— Совсем?
На стол полетела еще одна тушка поменьше. Аспирант, наконец удостоив меня очередным крышесносным темнооким взглядом, кивнул.
— В идеале да, но, к сожалению, я понимаю, что в сложившейся ситуации, это невозможно. Поэтому, просто…
— Ян, я тебя не боюсь. И того, что у тебя внутри, тоже.
— А следовало бы. Возможно, перебивала бы меня чуть реже и не столь охотно, — недовольно скривился Бранов, и я поспешила замолкнуть. — Я вижу, что страха ты не испытываешь, — он снова посмотрел на меня, а затем опустил взгляд вниз, словно рассчитывал, сколько меж нами шагов и достаточно ли их для присвоения мне статуса «благоразумная».
— Вот и уймись, наконец, — перевернула я пакет вверх тормашками, вывалив беспорядочно скиданные кульки с овощами и фруктами.
Один из кульков, под завязку наполненный луком, с лихим «шлёп» бухнулся на стол, лопнул, и золотистые луковые головки покатились в разные стороны, как тараканы.
Я стиснула кулаки, ринувшись сгребать сбежавшие овощи.
Они что, сговорились все, чтобы разом добить меня? То Оксана, то Бранище. Теперь вот и лук этот. Все рук все валится!
— В том и беда, Мика, уняться у меня никак не выходит.
Молниеносно приготовив ответную реплику, я крутанулась на месте и уткнулась взглядом прямиком в аспирантскую грудь.
— Вернее, — Ян поднял на уровень глаз одну из сбежавших луковиц, сосредоточенно разглядывая, — выходит, конечно. Но это будет неправильно. Совсем неправильно. И эгоистично по отношению к тебе в первую очередь.
— Это ты за меня решил, что считать эгоистичным, а что нет?
— Я вас всех мог покалечить вчера, — зашептал Бранов, широко раскрыв глаза и приблизившись настолько, что вновь стали видны эти его две крохотные родинки на лице. — Все, кто мне дорог, могли погибнуть. И погибнут, когда Хаос возьмет верх.
— Не возьмет! — рывком отобрала я у аспиранта луковку. — Мут пообещала, что попробует помочь, значит поможет. Она знает, как ты для меня… — и прикусила язык, едва не проболтавшись, как мысленно молила старуху-сфинкса о помощи.
Я повернулась к Бранову спиной, скрывая стыдливый румянец. За всю ночь пожалеть о том, что не проявила инициативу тогда, на кухне, и не поцеловала его, пожалела раз двести. А о том, что меня на глазах у аспиранта поцеловал император, и того больше. Еще и Оксана вошла так не вовремя… Что ж это такое? Парад неудач во всей своей красе!